А. Плющев ― Московское время 22 часа 10 минут, добрый вечер, в студии Александр Плющев, Сергей Оселедько здесь же. С. Оселедько ― Добрый вечер. А. Плющев ― Вернувшийся к нам. Добрый вечер. И сегодня мы говорим о кризисе, надо сказать. Вот странная штука, да? «IT-стартапы и кризис: вовремя или не вовремя?». Или «время или не вовремя», как хотите формулируйте тему. Значит, понятно, что на дворе кризис, и денег ни у кого нет. В это время, тем не менее, как-то, худо-бедно продолжают развиваться все отрасли, в том числе IT-отрасль. О том, как она развивается и что там в этой отрасли происходит, мы сегодня поговорим с директором Акселератора Фонда развития интернет-инициатив Дмитрием Калаевым – добрый вечер. Д. Калаев ― Добрый вечер. А. Плющев ― И со знакомым уже вам Аскаром Рахимбердиевым, основателем облачного сервиса для управления торговлей «МойСклад». А. Рахимбердиев ― Добрый вечер всем. А. Плющев ― Да, добрый вечер. Просто Аскар был у нас незадолго до Нового года, да? А. Рахимбердиев ― Говорили про облака. А. Плющев ― Да, говорили про облака. Но Аскар – еще и эксперт в Фонде развития интернет-инициатив, насколько я понимаю, по этим же стартапам, поэтому сегодня и сопровождает Дмитрия Калаева. Ну, давайте сначала на самый главный вопрос ответим: собственно, сейчас для стартапов вообще время или не время? Может быть, те люди, которые хотели бы либо вложить деньги, либо вложить свои идеи, заняться стартапом каким-либо – может быть, не самое лучшее время, может быть, лучше обождать. Или, наоборот, вот сейчас, как говорят, кризис – время возможностей, вот сейчас-то и надо как раз все начинать. Кто начнет? Д. Калаев ― Ну, давайте начну я. На мой взгляд, несмотря на то, что на дворе, говорят, кризис, денег для стартапов меньше не стало. То есть, да, в прошлом году сделано все-таки меньше инвестиций, но при этом все равно хорошая команда денег точно найдет в виде инвестиций для себя. И если смотреть даже на те активности, которые я вижу… например, вроде бы самое грустное время было еще год назад, где доллар зашкаливал за сто рублей, но именно вот в декабре 2014 года я видел самую большую активность бизнес-ангелов. Тут как бы такая связка, что денег нету, как говорил Остап Бендер: если деньги есть, то есть лица, у которых их всегда много. И, по большому счету, правда, даже на той же вот нашей площадке StartTrack, которая как раз выступает такой как бы инвестиционной структурой, которая позволяет инвесторам находить стартапы. То есть, мы сами инвестируем как фонд, но еще площадка тоже. Там более 500 игроков, и за прошлый год сделано более 150 миллионов рублей. Это вот ранние сделки. То есть, в общем-то, активность, да, понизилась, но, наоборот, на ранних стадиях ее стало больше. Я вот буквально перед передачей листал аналитику, и получается, что, да, в деньгах в прошлом году всего лишь на 25% просели объемы инвестиций, по крайней мере в IT. Я даже был… С. Оселедько ― В рублях на 25? Д. Калаев ― А вот смотря по какому курсу, да? Нет, там, кстати, я думаю, что это доллары, но вот по какому курсу, опять же, да? По сентябрю, по декабрю или по сегодняшнему моменту смотреть? С. Оселедько ― Это принципиальный вопрос. Д. Калаев ― Да. А в штуках, по крайней мере на ранних стадиях, стало даже больше стартапов, которые инвестируются. С. Оселедько ― Почему? Д. Калаев ― Ну, во-первых, на нашем рынке в принципе был перекос. То есть, у нас как бы на поздних стадиях было примерно столько же сделок, сколько на ранних. На самом деле это ненормально. Потому что на ранних стадиях, наоборот, становится понятно, что это не перспективная бизнес-модель или, наоборот, еще что-то более. И, условно, на десять команд, в которые инвестируется миллион долларов, должно быть команд восемь, в которые инвестируется по сто тысяч долларов. А у нас была примерно такая прямая воронка: условно, десять инвестиций ранних стадий, десять – поздних, и так далее. Но сейчас как раз это превращается в такой посев на ранней стадии и потом с инвестициями уже штучными, выборочными на поздних. В том числе, на мой взгляд, это связано с тем, что бизнес-ангелы инвестировали достаточно большие деньги, то есть не было понимания, что можно буквально за 50 тысяч долларов, за 20 тысяч долларов проверить, а правда этот стартап имеет право на жизнь или нет. И объемы инвестиций даже на »ранних» стадиях (в кавычках «ранних») были полмиллиона, миллион, но эти деньги просто как бы сжигались, и все, можно сказать. А. Рахимбердиев ― Давай я тебя немного дополню с такой… Вот ты говоришь, что стало немного меньше в деньгах. Причем если это считается в долларах, то на самом деле вообще все хорошо, в рублях стало чуть ли не больше. А в штуках новых стартапов стало больше. На самом деле это совершенно логично, по нескольким причинам. Во-первых, когда все хорошо, когда нет кризиса, все развивается, все постепенно растет, на самом деле вот в таких стабильных условиях преимущество у больших компаний, у которых отлаженные процессы, которым, в принципе, не надо ничего менять. Вот то, что они делают, они должны просто делать еще более эффективно. И они растут-растут-растут, и таким вот стартапам довольно сложно на самом деле туда влезть. Когда начинается кризис, все начинает рушиться, какие-то крупные игроки, они либо вообще уходят, либо плохо себя чувствуют – здесь появляется возможность влезть таким вот маленьким шустрым стартапам, которые все сильно меняют. Вот у меня есть такая любимая аналогия – динозавры и млекопитающие. Когда динозаврам поплохело, млекопитающие в виде таких мелких противных крыс, несерьезных совершенно животных, вот смогли влезть. А почему? Потому что был совершенно дикий кризис экологический. С экономикой примерно та же самая история. Это первое. Второе. Вот то, что я наблюдал, наблюдаю за стартапами: когда денег много, вообще на рынке, у инвесторов, все бегают и пытаются понять, куда запихнуть еще посевные какие-то инвестиции, может быть, их становится много инвестиций и стартапов в штуках, вырастает какое-то жуткое количество трэша. То есть, вот если вспоминать, я не знаю, лет пять назад все пытались копировать Групон, сейчас, наверное, все пытаются копировать Uber и так далее. Вот кризис, он немножко заставляет мозги шевелиться и не придумывать какие-то копии того, чего уже сделано, а, может быть, придумать что-то новое. И то же самое, на самом деле стартапы, ну, понятно, что они возникают не на пустом месте. То есть, более-менее успешный стартап решает какую-то реальную задачу. Опять же, если нет кризиса, если все хорошо, то проблем вот у пользователей стартапа особо нет. Когда возникает кризис, всем становится плохо и они начинают думать: а что же такое сделать, чтобы мне стало лучше? Может быть, какие-то новые технологии, какие-то новые продукты. И здесь как раз есть шикарная возможность у стартапов вылезти. А. Плющев ― Я хочу просто сказать слушателям, что мы работаем в прямом эфире. Некоторые подумали, что мы в записи. Я просто не объявил смс: +7-985-970-45-45. И через Твиттер тоже можно писать, аккаунт @vyzvon. Если у вас по нашей теме (инвестиции, IT-стартапы и кризис) есть что сказать… может быть, вы сами стартапер, может, инвестор, бизнес-ангел – я не знаю, кто нас сейчас слушает в это время. Если среди вас есть такие, напишите нам по обсуждаемой теме, мы обязательно подключим и ваши фразы к нашему разговору. Если я правильно понял Аскара, то кризис – это время такого очищения. С. Оселедько ― Я честно скажу, я не понял Аскара. А. Плющев ― Почему? С. Оселедько ― Потому что, во-первых, если мы говорим про падение в рублях за год на 25%, в долларах это будет почти в четыре раза… А. Рахимбердиев ― В долларах, речь шла о долларах С. Оселедько ― Я не верю про 25% в долларах, вот честно. Давайте, может быть, как-то мы проверим в перерыве. Но это серьезное падение. А. Рахимбердиев ― Надо уточнить, что пока цифры есть на 9 месяцев. С. Оселедько ― Если 25% за 9 месяцев – это вообще, то есть, это реально очень сильно. И я не очень понял, почему увеличилось количество сделок на ранних стадиях, на посевных, при том, что не уменьшилось количество на поздних стадиях. С чем это связано? Это более рискованные вложения, и в кризис, вот в моем понимании, в кризис люди как раз стараются избегать рискованных вложений. А тут они как бы начали активно вкладываться в более рискованные истории. И, честно говоря, я так и не понял, что происходит на рынке стартапов. Д. Калаев ― Происходит несколько вещей. С. Оселедько ― Какие-то противоречивые… Д. Калаев ― Смотрите, во-первых, чтобы стартап на поздней стадии возник, он, к сожалению, не возникает из неоткуда. То есть, чтобы сегодня была поздняя стадию, значит, года два назад он получил предыдущий раунд, а в общем-то, (неразб.) года четыре назад. И их просто ограниченное количество. С. Оселедько ― Стартапы на поздних стадиях просто кончились? Д. Калаев ― В какой-то мере да. С. Оселедько ― А деньги лишние остались? Д. Калаев ― Нет, не в этом дело. Дело в том, что на рынке появились игроки, которые раньше считали, что им нечего делать в инвестициях стартапов. То есть, условно говоря, если у тебя нету ста миллионов долларов, то тебе нечего делать, да? На самом деле, ну, правда, если посмотреть на те фонды, которые собирались у нас, венчурные фонды на рынке России, это было 50, 100, 120 миллионов долларов, и чек средний, который они планировали делать – это 2, 4, 5 миллионов долларов в компанию. С. Оселедько ― А можно хотя бы примерно, сколько всего было инвестиций сделано в 15-м году? 250 миллионов рублей? Д. Калаев ― В деньгах? С. Оселедько ― Да. Д. Калаев ― Я в деньгах не скажу. Я знаю, что циферки, которые приведены, там порядка 250 сделок за прошлый год. Это всего, это и сделок по 20 тысяч долларов, и сделок по 5 миллионов долларов. То есть, такая средняя температура по больнице. Но это вот сотни все-таки сделок. С. Оселедько ― Так это всего 10 миллионов было даже в старых деньгах, 10 миллионов долларов, всех инвестиций, во все стартапы. Д. Калаев ― Ну, не совсем так. Есть несколько сделок, которые просто сами на ту сумму, которую вы указываете, поэтому… С. Оселедько ― Ок. Д. Калаев ― В общем, суть какая? Что правда на этом рынке стало больше игроков, которые инвестируют на ранней стадии, потому что они поняли, что это можно делать. Вообще еще есть отличие в чем? Если у меня есть миллион долларов, то, вот как бы предполагая, что, ну, как, это же уже взрослая компания – давайте я миллион долларов в одну компанию положу. На самом деле не так, да? То есть, чтобы если ты (неразб.) играешь, можно сказать, и делаешь ставку, тебе надо портфель сформировать. То есть, хорошо бы этот миллион разложить в десять или в двадцать компаний. И в какой-то мере это приходит осознание. И в том числе в этом году я бы сказал, что стало больше синдицированных сделок. То есть, если я раньше, наоборот, хотел инвестировать в одиночку, никого не пускать, то, вот понимая, что в одной сделке я, скорее всего, потеряю – а давайте-ка я выйду в пять сделок. Как раз стали раскладывать друг с другом. То есть, совокупно, условно, сделка на ту же сумму, но теперь я не один ее делаю. С. Оселедько ― То есть, так время или не время? Д. Калаев ― На мой взгляд, просто рынок стал другой. Для кого-то, для каких-то компаний время, для каких-то не время. А. Плющев ― Вот давайте разберемся, для каких. А раньше что было, иначе что ли? Мне кажется… С. Оселедько ― Как-то все туманно, как-то все запутанно. Д. Калаев ― Конечно. Нет, тут действительно рынок непростой, в плане что вообще это сфера такая не черная и белая, там много градаций. Ну, номер один – что все-таки значительное количество профессиональных игроков и венчурных фондов ушло с российского рынка по какой причине? По той ровно причине, что если ты (неразб.) в долларах, а непредсказуемо, что происходит с валютой… То есть, ты проинвестировал в стартап, у которого сегодня была капитализация пять миллионов, а вдруг из-за курсовых колебаний он стал через полгода стоить два миллиона, то ты, в общем-то, потерял, вне зависимости от того, сколько ты проинвестировал. И ряд игроков просто ушли инвестировать на другие рынки, чтобы эти валютные колебания с себя снять. Но возникли и другие, наоборот, течения. С одной стороны, бизнес-ангелам, российским бизнес-ангелам, которые сами зарабатывают в рублях, стало интересно инвестировать в компании, которые работают не на российский рынок. Ну, то есть, интернет, он же в форме земного шара, и интереснее проинвестировать в компанию, которая зарабатывает уже сразу в валюте. Это раз. С другой стороны, как раз сами стартапы, если раньше говорили: а зачем нам идти в Америку, в Европу или в Китай? Нам и тут хорошо. Вот это вот движение как раз «я хочу зарабатывать в валюте», оно стало как бы весомо. То есть, меня это радует, потому что, ну, правда вот, год назад процентов пять, может быть, стартапов вообще думали чего-нибудь про мировой рынок. В смысле, не так, что абстрактно я хочу туда, а правда вот начинали какие-то действия предпринимать. Сейчас эта цифра выросла в 2-3 раза. А. Плющев ― Значит, наши слушатели подключаются потихоньку. Вот Дмитрий, у нас есть постоянный слушатель один, я не очень согласен с формой вопроса, но по сути согласен. С. Оселедько ― С содержанием, да. А. Плющев ― Да, он пишет: «Дайте хоть один конкретный пример, хватит заниматься интеллектуальным онанизмом». Давайте про конкретные примеры поговорим, да. Из тех стартапов, которые были, условно говоря, удачно проинвестированы вот за последний год, что вы можете назвать интересного? Может, Аскар начнет? Он эксперт там. А. Рахимбердиев ― Давайте в качестве примера я больше поговорю про битубишную тематику. B2B – это продукты, которые делают для бизнеса, да? Поговорю немножко о них. И, кстати, вот у меня, опять же, как эксперта была всегда такая претензия ко ФРИИ. Ну, не то что претензия. Очень много консьюмерских битусишных стартапов, которые делают какие-то вещи, связанные, я не знаю, с доставкой еды из ресторанов, из магазинов… А. Плющев ― Дмитрий, пожалуйста, не слушайте вот этого человека, который пришел тут. Потому что наша программа вообще битусишная, мы для consumer, для пользователей. А вот это вот все B2B, мы этого не понимаем. Ладно, Аскар, продолжайте. А. Рахимбердиев ― Про B2B все-таки скажу, чего появляется. Очень активно последние год-два, огромная, такая солидная россыпь стартапов, связанных с аналитикой, для торговли, для е-коммерса. И это совершенно понятно: опять же, кризис, надо как-то считать деньги. Очень часто вообще предприниматели не очень понимают… Есть какие-то рекламные каналы, я в них… А. Плющев ― Какой-нибудь пример с яркой идеей, Аскар, можно для наших слушателей, чтобы они вдохновились, воодушевились, пошли сделали что-нибудь подобное? «О, и я так могу!». А. Рахимбердиев ― Яркая идея, вот я про нее говорю. Вот я какой-то интернет магазин или просто чем-то торгую, у меня есть несколько каналов, я вкладываюсь в рекламу. Я в вкладываюсь в оффлайн, я вкладываюсь в Яндекс.Директ, вкладывают в SEO, еще что-то делаю. Я абсолютно не знаю, как правило, на самом деле что из этого работает. И вот сейчас появляются такие сервисы, такие стартапы, которые позволяют это, ну, как-то более или менее точно считать. Точнее считать в онлайне, по онлайновым каналам продвижения. С оффлайном все хуже. Ну, и там тоже придумали всякие вещи – например, типа коллтрекинга, когда меняются номера телефонов, и, соответственно, ты можешь, в общем-то, посчитать по номерам телефонов, какой канал сработал, именно вот эти вот звонки тебе дал. Это первое. Второе, что сейчас активно появляется. Ну, вот область, которая мне близка – управление торговлей. Тоже куча всяких стартапов, которые делают автоматизированные торговые точки и с планшета. То есть, тоже посмотрели на Запад, посмотрели то, что там это работает. И, опять же, вот до кризиса, может быть, это не так было актуально. Ну, надо 50 тысяч рублей потратить на то, чтобы торговую точку оборудовать, 50-100 – ок, потратим. Сейчас как-то это становится сложнее, и поэтому вот такие стартапы, они сейчас довольно массово начинают произрастать. То есть, как бы с одной стороны возникает необходимость экономии. С другой стороны, вылезает стартап, который говорит: ок, я тебе помогу сэкономить. Вот это вот такая про B2B история сейчас популярная. А. Плющев ― Дмитрий, расскажите как раз, что для нас, для консьюмеров, опять же, если есть примеры. Потому что я от Аскара, к сожалению, так и не дождался ни одного названия. А. Рахимбердиев ― Ну, я не буду же конкретные стартапы рекламировать. Это неинтересно. А. Плющев ― Почему? Д. Калаев ― Да, ну, на самом деле вот я бы, наверное, сакцентировал, что тут я не теоретически измышляю, а мы правда в прошлом году закрыли порядка 90 сделок, то есть прямо своими деньгами мы проинвестировали как Фонд развития интернет-инициатив стартапы. Давайте парочку примеров, сначала самого такого консьюмерского. Мы все кушаем. Ребята из Питера, «Вкус на дом» — это доставка ужинов. А. Плющев ― То, что критиковал Аскар как раз. Д. Калаев ― Да. С одной стороны, когда мы начинали с ними работать, казалось, что вроде бы сегмент небольшой, но вот у меня возникло большое убеждение после работы с ними… Надо понимать, что мы когда на ранней стадии инвестируем, три месяца проводим с компания, 24 часа на 7 работая, помогая им развивать бизнес. У меня возникло большое убеждение, что это будущие конкуренты вот магазину за углом, всяким там «Пятерочкам» и так далее. Ну, правда вот, у меня нету желания ходить в магазины, у моей жены нету желания ходить в магазины. Я думаю, что у каждого слушателя, ну, как бы это не приключение, делать несколько раз в неделю такие заходы. И, по большому счету, и инфраструктура, и сервис вот в эту сторону идет. И я считаю, что пять-шесть таких игроков… С. Оселедько ― А что они делают конкретно? Д. Калаев ― Это просто доставка еды на дом. С. Оселедько ― Они ужин доставляют из ресторанов или просто продукты из магазинов? Д. Калаев ― Нет, у них есть, условно, свое меню, по которому ты говоришь: да, я вот хочу… С. Оселедько ― То есть, кейтеринг такой? Д. Калаев ― Ну, можно сказать, кейтеринг, да, ок. С. Оселедько ― А что заставляет инвестировать в стартапы, у которых такое количество конкурентов? Рынок маленький, конкурентов много. А. Плющев ― А жратву заказать негде. С. Оселедько ― Сейчас этим занимается каждый ресторан практически, этим занимается каждый магазин крупный, все розничные сети торговые. Какой-нибудь еще «Утконос» бывает, не к ночи будет упомянут. Д. Калаев ― Вас лично заставляет инвестировать очень простая штука: когда коллеги за один месяц могут вырасти… извините, не за один, за три месяца могут вырасти с оборота 2 миллиона до 5 миллионов рублей, это просто цифра, что они правда попадают в нишу, где есть спрос, и они как компания могут этот рост свой сопровождать. И если вы посмотрите, в конце прошлого года была закрыта сделка в похожем же сегменте где-то на миллиона полтора долларов. Поэтому вот я верю, что этот сегмент, в нем правда будут новые игроки. У нас вот »Магнит», «Пятерочка» и все остальное – это многомиллиардные компании. Вот они как раз будут сокращаться, будут возникать те люди, которые это делают доставкой. Чем они лучше, чем они? Потому что они это умеют делать. Почему Uber лучше, чем просто такси, которому можно позвонить? Он умеет это делать. А такси, которому надо позвонить, не умеет этот сервис оказывать. А. Плющев ― Кстати, это большая прямо такая подтема в нашем разговоре. Потому что мы как-то тут недавно с Сергеем делали целую передачу по шеринговой экономике такой, шеринговым сервисам. Вот, условно говоря, Uber… Uber даже не совсем, скорее когда люди начинают сами подвозить кого-нибудь, еще что-нибудь – вот такого плана, да? И выяснилось очень много забавных стартапов, очень смешных, которые есть, в том числе и у нас здесь. Кризис – это время для подобных сервисов или нет, как вы думаете? Д. Калаев ― Вот на мой взгляд, кризис обострил какую вещь? Что если посмотреть на года два назад, то наверное, каждый второй стартапер говорил: ну, вот я денег зарабатывать не буду, я буду делать Твиттер, ВКонтакт, Фейсбук, еще что-то, и когда-нибудь в светлом будущем, лет через пять, у меня все магическим образом монетизируется. Вот, с одной стороны, стартаперы стали смотреть как-то более, скажем так, правдиво на то, что они делают. Что через пять лет не факт, что они туда дотянутся. И инвесторы тоже стали говорить: нет, друзья, давайте вы покажете сначала экономику, а потом мы будем уже двигаться куда-нибудь в инвестиции. Я бы сказал, что, с одной стороны, и инвесторы, и стартапы стали делать то, где деньги зарабатываются сразу. С другой стороны, если вот посмотреть на то, о чем говорил Аскар, B2B и так далее, правда, даже в нашем портфеле, ну, больше половины компаний, которые что-то делают для бизнеса. То есть, бизнес бизнесу. А. Рахимбердиев ― А скажи, пожалуйста, их больше становится со временем? Как меняется эта доля? Д. Калаев ― Она примерно одинаковая. Там единственная картина, которая поменялась – что если где-то год назад компании еще смотрели на то, что ты приходишь и рассказываешь: давайте меня внедрим или попробуем, и там где-нибудь через года полтора, может быть, будет счастье. То сейчас все говорят: так, если ты в течение квартала можешь показать эффективность, тогда двигаемся. Если не можешь – до свидания, ищи следующего клиента. А. Плющев ― Прямо сейчас нам надо прерваться на пару минут, после чего мы продолжим. Говорим об IT-стартапах в кризис. У нас здесь Дмитрий Калаев, директор Акселератора Фонда развития интернет-инициатив; Аскар Рахимбердиев, основатель облачного сервиса для управления торговлей «МойСклад». +7-985-970-45-45 и твиттер-аккаунт @vyzvon к вашим услугам. РЕКЛАМА А. Плющев ― Продолжаем программу «Точка», говорим про IT-стартапы в кризис. Закончили на том, что для шеринговых сервисов время кризиса. Просто это я к тому, что Аскар говорил, что кризис заставляет как-то несколько менять стратегию, менять подход. Может быть, сейчас как раз самое время, для того чтобы… Люди любят экономить в кризис, и если есть возможность, условно говоря, подъехать за недорого на чужом автомобиле или подвезти кого-нибудь и на этом отбить топливо, они найдут друг друга. Может быть, если бы никакого кризиса не было, то и в подобном сервисе, может быть, и не было бы никакого… не было бы на эти услуги никакого спроса, кто знает. Хотя до кризиса еще начались все эти истории. С. Оселедько ― Это да, это к Дмитрию вопрос. У вас есть такие в портфеле проекты? Именно которые шеринговую модель используют. Д. Калаев ― В нашем портфеле несколько есть, но как раз это достаточно тяжелая бизнес-модель на самом деле. С. Оселедько ― Чем занимается? Д. Калаев ― Допустим, есть коллеги RentMania, у которых базовая идея такая, что если я купил себе велосипед… ну, вот лично мой велосипед уже год висит на стенке – почему бы его не сдать кому-нибудь покататься? И так далее. То есть, вот на уровне вещей. И как раз как бы достаточно правильная идея, особенно в кризис. Другой вопрос, что у любого такого сервиса всегда есть вопрос курицы или яйца. У меня нету клиентов, пока не хватает велосипедов. И, наоборот, мне не дают велосипеды, пока нету клиентов. И вот эту вот порочную связь, ее, с одной стороны, сложно разрывать. То есть, есть определенные способы это делать, но все-таки это непросто. С. Оселедько ― Этой проблемы нет разве в других стартапах? Д. Калаев ― Нет, если… С. Оселедько ― А если вы маркетплейс какой-то хотите сделать, если вы… что бы вы ни захотели сделать, пока у вас нет клиентов, у вас нет… А. Рахимбердиев ― Не обязательно. Д. Калаев ― Допустим, у Аскара нет такой проблемы. То есть, у него есть понятный пул его собственных ресурсов, который он увеличивает по мере увеличения клиентов. То есть, условно, тут у тебя клиентов два типа, и это в два раза выше сложность. А бывают еще маркетплейсы, условно, вложенные, когда тебе надо саккумулировать одних, чтобы дать другим, потом только третьи заплатят. С. Оселедько ― Да, все понятно. А. Плющев ― Продолжаем. +7-985-970-45-45, а также твиттер-аккаунт @vyzvon – это для ваших сообщений, которые вы продолжаете присылать. Я пока спрошу о том, а, собственно, количество желающих… вот мы говорили о том, кто вкладывает деньги – а количество желающих, собственно, деньги получить, то есть стартапов, оно в последнее время снизилось или нет? Д. Калаев ― Нет, тоже не снизилось. А. Плющев ― Люди отчаянные перевелись, настоящих буйных мало или нет? Д. Калаев ― Я думаю, что вот мы как ФРИИ видим где-то процентов около восьмидесяти этого рынка. Может быть, больше. И если смотреть на, условно, штучное измерение, и в 14-м, и в 15-м году примерно одинаковое количество было. Мы сделали меньше сделок в 15-м сами, но не потому, что нам стало денег жалко, а просто мы стали… ну, с одной стороны, уже туда в портфель к нам попал, надо понимать, что если у инвестора есть стартап, который что-то делает, и он во второй ровно такой же не будет инвестировать, да? С другой стороны, мы стали немножко на более поздней стадии инвестировать. То есть, немножко на более поздней – это не… Вот, например, когда мы начинали, мы говорили, что мы готовы смотреть стартап на уровне идеи. И правда в первом нашем инвестиционном пуле было две команды, которые говорили: мы вот сейчас заканчиваем разработку продукта и, мамой клянемся, когда вы начнете с нами работать, будет продукт готов. Аскар вот улыбается, он знает, что в software продукт на 90% готов – и осталось еще 90. А. Рахимбердиев ― Знаешь, у меня даже еще такая вот более серьезная претензия ко ФРИИ. Вот вы в своем время набрали довольно много, не знаю сколько в штуках, стартапов на уровне: мы сделали лэндинг, страничку, мы гоним на нее посетителей, мы смотрим конверсию – и это наш стартап. И мы каждый месяц, каждую неделю смотрим трекшн, как у нас увеличились метрики. То есть, правильно ли я тебя понимаю, что сейчас все-таки в сторону таких более серьезных стартапов фокус сдвинулся? Д. Калаев ― А ты наоборот, видимо, продолжаешь не любить консьюмерские стартапы, и ты их так… А. Рахимбердиев ― Я считаю их несерьезными. Все-таки B2B – это серьезно, это хардкор такой. А. Плющев ― Какой-то Uber – разве это серьезно? А. Рахимбердиев ― Что такое Uber? Его можно скопировать. Что в Uber уникального? А. Плющев ― Это сказал человек, который возглавляет облачный сервис для управления торговлей «МойСклад» — безусловно, уникальная разработка не копируемая. А. Рахимбердиев ― Сложнее. Д. Калаев ― Разработчикам Uber сложнее понять, что там можно на »Складе» делать. А. Рахимбердиев ― На самом деле, если серьезно, мне кажется, что бизнес-модель скопировать проще. Вот условный Uber – это бизнес-модель. Условный продукт, технология – вот это то, что сложнее скопировать. Вот бизнес-модель, она как бы на поверхности, и вот из-за этого вылезают тонны клонов. Я говорил про вот эти вот всякие купонные сервисы, вот сколько их расплодилось. С какой-то более серьезной технологией такого обычно не происходит все-таки, согласись. Д. Калаев ― Ты знаешь, и да, и нет. Потому что вот я уверен, что тебя даже, если взять твой же ровно продукт, попробуй его скопировать – будет непросто. Ты четко знаешь, в каких каналах экономика сходится, не сходится, какие тарифы у тебя работают, какие не работают. А когда смотришь на тебя в профиль, вроде бы все понятно же – берешь и делаешь. Просто поработав, условно, руками под капотом у нескольких сотен уже стартапов, понимаешь, что вот совсем не так. То, что выглядит… вот я очень часто слышу: сейчас вот у нас будут пользователи – и будет рекламная модель. Я говорю: ребят, в вашем случае рекламная модель не работает. Они говорят: ну, как? Ну, вот тут же наш конкурент, вот, он же по рекламной модели. Я говорю: вы знаете, рекламная модель в их случае приносит 10% дохода. А теперь идите подумайте, где они берут 90 оставшиеся. Поэтому я сильно не соглашусь, что вот маркетинговые и бизнес-процессы, которые существуют в компании, просто вот так вот на раз копируются, когда ты посмотрел на лэндинг и прочитал про них статью. А. Рахимбердиев ― Нет, тоже непросто, но если есть только лэндинг, тогда, наверное, это все-таки грустно. И в связи с этим у меня к тебе следующий вопрос: а ты не думаешь, что… Ты упомянул три месяца – это такой срок, после которого вот стартап в акселераторе должен начать показывать выручку. Ты не думаешь, что это очень мало для каких-то серьезных продуктов? То есть, невозможно запустить что-то, приносящее выручку, за три месяца. Д. Калаев ― Надо понимать, что когда мы начинаем работать, это же не точка ноль. То есть, если посмотреть вообще на тот путь, на котором мы с компаниями общаемся, то есть, мы, во-первых, с ними минимум два месяца еще общаемся в рамках просто когда они ищут свою бизнес-модель и подтверждают ценность для клиентов. Потом еще три. Потом еще, после того, как мы инвестируем следующий транш, это еще на год. То есть, на самом деле компания встает на ноги и показывает динамику год-полтора. С. Оселедько ― Их можно было вдвоем оставить здесь. А. Плющев ― Я обожаю такие… не договорились перед тем, как прийти. Хорошо. Ну, это правильно, так и должно быть на самом деле. Я прошу прощения, что мы прерываем, просто как-то охота поучаствовать в передаче немного. С. Оселедько ― Заскучали немножко. А. Плющев ― Я, кстати, ты знаешь, когда сказали про 90 и еще 90, я думал, это только у вас в веб-разработке так. С. Оселедько ― Нет, это везде. А. Плющев ― Оказывается, это и где только не бывает. С. Оселедько ― У меня другой вопрос к Дмитрию. Дмитрий, скажите, вот фонды, они же создаются для того, чтобы войти, потом через какое-то время выйти и денег поднять. Вот вы откуда-то вышли с прибылью вообще? Или вообще известно ли вам о каких-то успешных вложениях? Потому что, ну, бог с ним, вложили 400 миллионов в год разных денег в стартапы – ну, и здорово. А вот результаты какие-то есть? Какие-нибудь выходы веселые и приятные, богатые? Д. Калаев ― В прошлом году чемпионом по выходам на российском рынке был фонд Altair – это Игорь Рябенький. У нас есть некоторое количество выходов, но это все маленькие выходы. То есть, мы на них заработали, но, словно, проинвестированные 1,5 миллиона заработали еще столько же. То есть, при нашем объеме 6 миллиардов рублей это микро-деньги, которые мы даже не рассказываем, по той простой причине, что на самом деле наши-то планы, и просто эти компании дольше растут. И когда мы инвестируем 100 миллионов, 300 миллионов и потом превращаем их в миллиард, два миллиарда. Но это вот не на горизонте полгода все-таки, это на горизонте 2, 3, 4 года. Таких выходов пока нету. С. Оселедько ― Тогда хочется как-то в практическую плоскость для аудитории перейти… А. Плющев ― Слушай, можно? Прости. Просто здесь был отличный про ядерный реактор, но у меня отключились смс. Посмотри, пожалуйста. Это о настоящих технологических, так сказать, решениях и прорывах. Там было не так давно. Сейчас, секундочку, Сергей найдет. Смысл там был такой примерно, что когда же наконец изобретут там небольшой ядерный реактор, для того чтобы… С. Оселедько ― … поместить его, да, в чемодан, и чтобы можно было им питать весь дом и не нужно было за электричество платить. А. Плющев ― Это понятно, что вопрос не к вам, это… С. Оселедько ― А, вот, нашел. «Когда же наконец сделают маленькую модель ядерного реактора, как на подводной лодке, для обеспечения потребителей электропитанием, засунут ее в портфель или чемоданчик – и получим вечную переносную миниэлектростанцию с выходом 220 вольт для загородного дома?». Вот. А. Рахимбердиев ― Мы все-таки про интернет. Мы тоже этого ждем… Д. Калаев ― Я бы, наверное, вот какой комментарий сделал. Смотрите, у нас… С. Оселедько ― Особенно мне понравилось про вечную атомную энергию. Д. Калаев ― Просто если посмотреть на наш рынок, у нас очень много есть игроков, которые как раз вкладываются вот в разработку. То есть, у нас есть федеральная научно-техническая программа, есть фонд Бортника, есть Сколково и так далее. Это как раз игроки, которые с удовольствием дают гранты на уровне, когда вот делается прототип, и вот оно начинает работать и электричество из себя выпускать. Мы как инвесторы присоединяемся на том уровне, когда вот уже с этим первым чемоданчиком изобретатель пошел к своим клиентам и изобретатель превращается в предпринимателя. Поэтому в какой-то мере мы оказываемся как бы заложниками того, что есть на рынке. Если на рынке много вот чемоданчиков и чего-то другого с большой инновационной составляющей, и оно начинает коммерциализироваться, то, значит, мы вкладываемся в это. Если на рынке оказывается большой спрос и большое количество предпринимателей, которые делают доставку еды, я не знаю, какие-то медицинские темы, то мы вкладываемся в это. А. Плющев ― О, про медицинские темы, Дмитрий! Не напомнили бы, я бы не вспомнил. Просто у меня тут на вашем месте ровно несколько недель назад сидел Герман Клименко, новый наш советник президента по интернету. Я хотел бы, чтобы вы как представители отрасли, как люди, следящие за инвестициями, за влиянием политики на инвестиции, за бизнес-климатом и так далее, сказали бы: вот это назначение, появление такого человека, как советник по интернету, появление такой фигуры, как Герман Клименко, будет ли оно способствовать развитию? С. Оселедько ― Саш, вы с ним поспорили? Знаешь, как у Петросяна про шпингалеты, что ты ни одной передачи… сколько ты продержишься эфиров… А. Плющев ― Такое влияние оказывает Клименко. Нет, конечно. Тем более что за ним стоит ИРИ, им же созданный, Институт развития интернета. С. Оселедько ― ФРИИ туда же входит, по-моему, в ИРИ. А. Плющев ― В некотором смысле ваши коллеги, да. Поэтому ваша оценка, мне кажется, будет более чем уместна. Д. Калаев ― Ну, мое мнение такое, что, правда, когда интернет начинался, то он старался вообще быть особняком от всего, что происходит в государстве. И сейчас он слишком большой, чтобы вот его можно было, с одной стороны, не замечать, с другой стороны, чтобы сам интернет не стал что-то говорить государству о своих запросах. То есть, уровень этого разговора, качество разговора и контент я бы сейчас не говорил, потому что как бы первые шаги, и первые шаги всегда легко сказать «все неправильно», да? Но, наверное… я просто наблюдал эту историю вот в 2014 году, был форум интернет-предпринимательства, где как раз Гришин говорил Путину о том, что вы нас, пожалуйста, не замечайте. И в тот момент Путин сказал… С. Оселедько ― Тут-то и заметили. Д. Калаев ― Пора, в общем-то, выбираться из-под коряги, вы же уже большой бизнес, да? И вот можно сказать, что интернет-компании год с лишним думали, а все-таки выбираться – не выбираться, да? И в какой-то мере вот этот шаг, скажем так, что отрасль за себя стала, может быть, хотя бы говорить как-то. Хорошо, плохо она говорит, осознанно, есть какие-то результаты, нету… А. Плющев ― А это она говорит потому, что государство стало предпринимать какие-то действия, не понимая, что происходит, и что это за рынок, и что это за отрасль? Или она стала это говорить потому, что все наоборот, ну, она стала настолько большой, что не замечать ее уже невозможно действительно? В чем причина? Д. Калаев ― На мой взгляд, причина двунаправленная, да? То есть, правда, когда интернет составляет 0,1% экономики, то его в микроскоп не видно. Когда он уже составляет проценты – а там вот говорят, что интернет-зависимых уже и под 10% отраслей – то его видно. И, с одной стороны, и отрасли свои интересы как-то надо оценивать. А с другой стороны, государству как-то хочется порегулировать. И вот здесь вот как раз сошлись на мосту, можно сказать. С. Оселедько ― Дмитрий, смотрите, у нас не очень много времени осталось, но мне прямо не терпится задать вопрос, который, мне кажется, многих слушателей должен волновать. Вот вы все говорите, у вас все хорошо, денег у вас много, в стране кризис, время возможностей. А что нужно сделать, чтобы вы денег дали? Ну, вот, собственно, расскажите. Д. Калаев ― Все достаточно просто. Мы разговариваем и смотрим правда все команды, все бизнесы, но инвестируем только в лучших. С. Оселедько ― А как вы определяете, какие лучшие, а какие – нет, по каким признакам? Д. Калаев ― Если говорить про ранние инвестиции, то мы каждые четыре месяца делаем порядка 25-30 инвестиций. Для того чтобы сделать такое количество инвестиций, к нам приходит порядка шестисот заявок. С. Оселедько ― То есть, один из десяти, из пятнадцати. Д. Калаев ― Ну, там даже из двадцати, я бы сказал. С. Оселедько ― Один из двадцати. Так. Д. Калаев ― Мы просто отсматриваем все эти команды, их ранжируем – и топу делаем предложение об инвестициях. С. Оселедько ― Вы на чем основываетесь перед тем, как сделать предложение? Перечислите. Д. Калаев ― Много факторов. Перспективность самой компании, может она быстро расти или нет. Текущее состояние. Она зарабатывает 100 тысяч или 700 тысяч уже в месяц? С. Оселедько ― На стадии идеи, вы же говорите. Д. Калаев ― Я как раз сказал, что мы начинали с того, что инвестировали на стадии идеи. Да, мы стали инвестировать, уже когда есть прототип и первые продажи. С. Оселедько ― То есть, вы больше не инвестируете на стадии идеи. Д. Калаев ― Мы инвестируем, когда есть прототип и первые продажи. С. Оселедько ― А, так. Хорошо. Д. Калаев ― Какая команда. То есть, это команда, которая вот то, что обещает делать, уже умела делать, или она первый раз это делает. И так далее. На самом деле рынок, текущее состояние, команда – это вот, наверное, ключевые вещи. С. Оселедько ― А направления какие перспективные? Д. Калаев ― Ну, вот уже звучавшая сегодня медицина, информационная безопасность. А. Плющев ― Доставка еды. С. Оселедько ― Это святое. Д. Калаев ― Надо понимать, что… С. Оселедько ― Хлеба и зрелищ. Д. Калаев ― Да. Надо понимать, что есть, условно, направления, которые мы проактивно ищем. В частности, у нас есть ряд стратегических партнеров, которые хотят себе компании в портфель, там стратегия. То есть, те же российские ИНВИТРО, если говорить про медицину. И, с другой стороны, у нас нету вот такой привязки. Допустим, та же еда, там нету стратегии, мы верим, что это направление будет расти, поэтому мы просто без стратегии инвестируем там сами. С. Оселедько ― То есть, медицина, еда и… Д. Калаев ― Не-не, если говорить про те направления, которые мы считаем перспективными и проактивно ищем – это медицина, информационная безопасность, финансовые технологи. Вот так, если тремя ограничиться. А. Плющев ― Вот здесь пользователь из Твиттера с ником @linesupvblog сообщает, что получал консультации у ФРИИ – поняли, что слишком увлеклись теорией, растянули создание сервиса, закончились деньги. Так что нужно и не нужно делать, чтобы попасть в ваш акселератор, получить инвестиции? Д. Калаев ― Ну, смотрите, у нас как раз есть вот тот самый формат онлайн-консультаций, где мы можем это рассказать каждой команде по 30 минут персонально. Потому что понятно, что сейчас вот я слишком общих советов нараздаю. Более того, мы в год порядка с 350 компаниями проводим еще тренинг и сопровождение, не даем им денег. То есть, это как раз где мы приближаем их… С. Оселедько ― То есть, за поговорить вы денег не даете. Д. Калаев ― Мы помогаем делать бизнес с нашей экспертизой. Тут скорее вопрос, почему мы еще не берем за это деньги. С. Оселедько ― Ну, дайте хотя бы несколько общих советов, ну, не жадничайте. Д. Калаев ― Общий совет, вот сегодня уже Аскар правильно сказал, что найти все-таки проблему, за которую готов расстаться с деньгами клиент. Ну, вот пример. Приходит компания и говорит: вы знаете, мы тут написали такое приложение, в котором несколько сотен видов блюд. И вот вы тоже будете заказывать еду, допустим, вы пишете не то, что мне надо купить курицу, свеклу и еще что-то, просто говорите: я хочу в среду борщ, а мы сами из рецепта раскладываем. Мы тут год это разрабатывали, ни одного клиента у нас нет. Вот я бы всем товарищам говорил, что подумайте, а как вы можете сделать то, что вы планируете делать в интернете, руками. С. Оселедько ― А почему нет-то? Вроде же про еду. Д. Калаев ― Потому что, кроме умения создать продукт, у тебя как у предпринимателя должна быть ключевая компетенция другая: где найти клиента, как понять его потребность, и правда ли тот продукт, который ты сделал, соответствует. Допустим, тому, кто начинается… С. Оселедько ― То есть, у них был невкусный борщ. Д. Калаев ― Нет, а просто не пошли, не поговорили. Ну, например, если я бы начинал то же самое, я бы взял ручку и бумажку, а не что-то интернетовское, и пошел бы по своему подъезду соседей спрашивать: вы хотите подписаться на такую штуку? Вот вы что будете кушать завтра? Давайте я вам еду принесу. Это будет действительно дорого, это будет не масштабируемо, но зато уже за первую неделю я пойму, кто из соседей отвалится, по каким причинам, он мне в глаза скажет: я не хочу твою доставку, ты продукты всегда несвежие приносишь. Проблема же не в приложении, проблема в сервисе. Таким образом, вот всем, кто начинает бизнес в интернете, я бы сказал: руками сделайте то, что вы делаете. А потом, после того, как у вас это получается руками, начинайте что-то автоматизировать. А. Рахимбердиев ― И еще обратите внимание, вот почему для инвестора интересна такая вещь, как доставка еды. А. Плющев ― … сегодня красной нитью проходит у нас. Мне очень нравятся такие вещи. А. Рахимбердиев ― Она, по крайней мере, потенциально массовая. Потому что есть куча стартапов, вот они могут быть классная идея, хороший продукт, но он очень нишевый. То есть, ну, нормальный инвестор или фонд, понятно, что когда он смотрит на планы стартапа, то он как минимум на десять вот эти вот планы поделит. Соответственно, если рынок потенциально массовый… вот чем хороша еда? Все мы едим. Д. Калаев ― Она массовая. На самом деле еще есть вторая хорошая штука – что она ежедневная. А. Рахимбердиев ― Да. А. Плющев ― Это не заканчивается никогда. Ну, в смысле, потребление ее. Еда-то может закончиться, я жил в такое время. Д. Калаев ― Потому что когда я делаю, допустим, какое-нибудь решение для мамочек беременных, причем на последнем месяце беременности, все отлично, только мне придется каждый раз искать их вот как бы новых… А. Рахимбердиев ― Искать нового покупателя. Д. Калаев ―А человека если я поймал на еде, каждый день он будет три раза это делать и платить мне. А. Плющев ― Где-то нужно сделать акселератор… С. Оселедько ― … поймал человека на еде… А. Плющев ― … или инкубатор этих самых беременных мамочек. Хорошо, спасибо большое, друзья. Не хватило у нас времени и возможности все обсудить. IT-стартапы и кризис обсуждали. Дмитрий Калаев, директор Акселератора Фонда развития интернет-инициатив, у нас был, и Аскар Рахимбердиев, сооснователь облачного сервиса для управления торговлей «МойСклад». Сергей Оселедько, управляющий партнер компании Notamedia, тоже тут вступил в отчаянную беседу с нашими гостями. Ну, и я Александр Плющев, прощаемся с вами. Спасибо, друзья, счастливо! С. Оселедько ― Пока!

Ссылка на источник