Т. Фельгенгауэр ― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». И я рада приветствовать в этой студии Андрея Колесникова, руководителя программы внутренней политики Московского центра Карнеги. Здравствуйте. А. Колесников ― Здравствуйте. Т. Фельгенгауэр ― Предвыборный штаб Алексея Навального в лице Леонида Волкова предлагает уже всем миром искать человека, который снимал нападение на Навального. Как считаете, будет раскрыто это нападение или нет? А. Колесников ― Я думаю, что нет. Это было бы логично, чтобы ничего не было раскрыто. Хотя, безусловно, для правоохранительных органов это абсолютный повод, та степень телесных повреждений вполне себе подпадает под Уголовный кодекс. Все-таки человеку сожгли, можно сказать, глаз. Но никто ничем заниматься не будет и это загадочное видео на РЕН-ТВ с замазанными лицами. Кто их замазывал эти лица, телевизор или какие-то органы замазывали или те, кто передавал, замазывал. Как это технологически делается и зачем это делается. Нет, я думаю, что все будет нормально, никого не найдут. Да и искать не будут. Т. Фельгенгауэр ― По поводу этих роликов, кстати. На РЕН-ТВ четыре редакции этого ролика. На одном из них лицо видно человека, который снимал нападение. Собственно про этот ролик и говорит Леонид Волков. Вы с чем связываете то, что эту информацию слили, вообще эти кадры. А. Колесников ― А вот это интересно, потому что, казалось бы, то Навального не упоминают, имя Господа всуе тоже не положено упоминать. А в официальных речах, выступлениях. В том числе пресс-секретаря президента. А то друг показывают эту сцену. Может быть, считается, что можно вызвать сочувствие к тем, кто зеленкой поливает. Но это, по-моему, логику тех, кто это придумал очень трудно понять. Как трудно было понять логику людей, которые придумали этот антинавальный ролик. Со сравнением с Гитлером, с популярным лозунгом «Визы приезжим Средней Азии». Мне трудно найти здесь правильный для Кремля или кто это делает, для власти в целом пиар. Я не очень понимаю. Меня больше беспокоит то, что это действительно стало некоторой эпидемией. Эта зеленка и эти нападения на активистов и все это очень похоже на то, как действовали все спецслужбы во всех странах советского блока, преследуя активистов, оппозиционеров. По-разному себя вели. Ведь и убивали людей на самом деле. Т. Фельгенгауэр ― Так у нас Бориса Немцова убили. А. Колесников ― Убили, но это ведь не думаю, что был приказ из Кремля. Т. Фельгенгауэр ― Но подождите. Тогда объясните мне. Сейчас как раз вопрос в том – это какие-то услужливые люди, которые кинулись поливать всех неугодных зеленкой. Просто потому что они в телевизоре об этом услышали или где-то. Кто-то в Инстаграме написал, что это враг народа. Или что, или мы можем говорить о том, что ответственность за это несет администрация президента, как об этом кстати сам Алексей Навальный написал. А. Колесников ― Версия об услужливых людях, народных инициативах она, как ни странно имеет право на существование. Потому что у нас атмосфера в стране такова, что народных инициатив может быть много и разных. Например, убийство Немцова могло быть до какой-то степени народной инициативой. Я не знаю, была команда или не была команда. С какого-то уровня. Откуда-то. Но перевозбужденные люди, в общем, могут делать все, что угодно. Перевозбужденные люди могут ставить памятники Сталину в разных городах РФ. Не по приказу региональных властей, а наоборот, в некотором противоречии и с деятельностью этих региональных властей, которые не знают куда этот памятник девать. С той поры как в ряде мест люди собирают деньги на памятник Сталину и так далее. Но в данном случае мне кажется, в большей степени это похоже на мотив заработать, технологии таких акций мне кажется должны напоминать технологию путингов, митингов против оппозиции, когда люди выходят за деньги и что-то делают. Облить зеленкой активиста оппозиции, это все равно что выйти на митинг, возможно просто больше денег за это платят. Т. Фельгенгауэр ― Значит, есть заказчик. А. Колесников ― Кто заказывает. Мы все время, не все время, а несколько месяцев назад с приходом Кириенко, не мы, ряд моих коллег, я никогда не питал иллюзий по поводу того, что возможна некоторая либерализация в виду того, что человек с репутацией либерал, этой репутации больше 15 любые. Никто после этого ничего не проверял, как он думает об этой жизни, что этот человек чего-то сможет сделать на этой позиции. Внутри системы ничего сделать нельзя. Это, во-первых. Во-вторых, если каток катится в сторону большей пропаганды, больших репрессий, значит, человеку на этой позиции предстоит придумывать, как оправдывать эти репрессии, как формулировать базовый месседж этой пропаганды. Он будет работать на систему, на каток. Соответственно да, вполне возможно, что на совещаниях на Старой площади рождаются разные технологические способы, имеющие своей целью запугать оппозицию. Мне кажется, что это в меньшей степени администрация, в большей степени спецслужбы, которые могут действовать вполне автономно от  сегодняшней администрации. Наша власть не монолитна, я уж не говорю про разные башни. Это все для конспирологов. Но то, что спецслужбы могут действовать в сегодняшних обстоятельствах, не согласовывая свои заказы с администрацией президента, замучаешься согласовывать все это. Это вполне возможно. Не говоря уже о том, что могут быть доброхоты и в региональных управлениях этих спецслужб. Желание выслужиться перед начальством, стремление воспользоваться вот этим воздухом, который сейчас в стране, это может быть инициатива. Но она не будет наказуема. Скажут, о’кей, хорошо, сделали, молодцы ребята. Проявили инициативу. Секретным указом какой-нибудь орден или почетную грамоту. Вот в этой логике мне кажется, этот режим и действует. И на этом он держится на самом деле. Не все решает Путин, не все решает управление внутренней политики. Т. Фельгенгауэр ― Тогда стоит ли обращать внимание на ту информацию, которую распространила Газета.ру о том, что якобы губернаторам спустили распоряжение перестать преследовать оппозиционеров, всячески пресекать эти нападения. А. Колесников ― Но там не сказано, что до этого была команда нападать. Возможно, администрация несколько растеряна. Увидев, что идет целая волна нападений на активистов. Это действительно повышает рейтинги активистам на самом деле. А не нападающим. Все-таки это очень несправедливое и болезненное действие. Соответственно администрация, растерявшись, говорит гражданским властям в регионах: ребята, сделайте что-нибудь. А гражданские власти, наверное, не все могут сделать. Потому что власть в нашей стране во многом находится в руках ФСБ и других спецслужб. И они, в общем, чувствуют себя достаточно автономно. И мне представляется, что все-таки здесь есть некоторая рассогласованность в действиях гражданских властей, назовем это администрацией президента и силовых властей. ФСБ, ФСО, бог знает кого еще. А.Колесников: Не все решает Путин, не все решает управление внутренней политики Т. Фельгенгауэр ― Но единственным человеком, который контролирует силовые власти, является Владимир Путин. А. Колесников ― Владимир Путин, да. Но он тоже может не все знать. Еще раз, эти инициативы относятся к разряду ненаказуемых. И может быть даже поощряемых. Очень трудно судить, до какой степени сейчас эта мобилизация прошла внутри спецслужб в отношении оппозиции. Думаю, что в высокой степени. Знаете, это правда очень похоже на советизированный опыт. В Польше в годы допустим, 80-е была, например, такая организация «Антисолидарность». Целью которой была борьба с активистами «Солидарности» соответственно. У нас антимайдан. Технология та же. Были нападения и даже убийства активистов разного сорта, был специальный отдел в МВД, который занимался католическими активистами. Т. Фельгенгауэр ― Продолжим эти параллели исторические через несколько минут. Мы скоро вернемся. РЕКЛАМА Т. Фельгенгауэр ― Продолжается программа «Особое мнение». Мы с вами проводили исторические параллели с советским временем, когда все было не очень хорошо и доходило, в том числе и до политических убийств. А. Колесников ― Сейчас вспомнил польский опыт, где действительно все было поставлено на поток. Где внутри МВД были специальные службы, которым было вменено в обязанность бороться с оппозицией. Разные оппозиции специализировались на разном. Убивали несколько людей, Ежи Попелушко человек, который был капелланом «Солидарности», был убит спецслужбами. Так что здесь, в общем, мы немножко в ретроспективном таком ключе действуем. Не мы, а наши начальники, правители. Т. Фельгенгауэр ― Я бы еще хотела вернуться к теме рассогласованности действий. Потому что на прошлой неделе мы видели действительно, как-то все было разнонаправлено. С одной стороны про «Открытую Россию» нежелательная организация, не движение, которое существует в России, а британская организация. Обыски, тем не менее, дважды приходили, по-моему, точно. Нападение на оппозиционеров и физическое насилие и психологическое давление и совершенно непонятно вдруг с чего, почему сейчас сразу по всем точкам и тебе Ходорковский, и Навальный, и »Яблоко». Эти занимаются коррупцией и борьбой с коррупцией. Те – правозащитой. Третьи – сносом и защитой горожан. Я говорю про москвичей. Про нападение на активистку «Яблока». Все смешалось. Все перемешалось. Что происходит. Как можно в этом разобраться. А. Колесников ― Политическое весеннее обострение с одной стороны, с другой стороны очевидно, все-таки предвыборная кампания тем или иным способом начинается. Возможно, таким способом она и начинается. Все-таки 26 марта и последующие события показали, что немножко не то чтобы другая эпоха начинается, но что протест он все-таки существует. Экономическая ситуация, как ее ни хвали и как ни фантазируй насчет роста на ноль целых сколько там десятых процента чего-то, плохая. Депрессивная. Растет число трудовых конфликтов, в том числе, конфликтность в обществе обостряется. Много фрустрированных людей. Услужливых людей или людей на службе наоборот. Что иногда одно и то же. Спецслужбы, очевидно, занимаются сохранением этой власти, которая им дает власть. Власти занимаются самосохранением с помощью спецслужб, полиции, ОМОНа и так далее. Начинается новый этап борьбы за не то чтобы за власть, за ее самосохранение. Эта власть знает жесткие формы, она демонстрирует всем, что она может действовать жестко. Точечные репрессии могут стать чуть более массовыми. С некоторыми потом либерализационными отливами. Потом будет опять какой-то прилив. В общем, этот режим мягче не становится. Он становится только чуть-чуть более жестким, хотя если мы вспомним период с 2012 года, сколько жесткости было в нем, начиная с Болотного дела. Так что все это движение в одном направлении. Просто сейчас нет таких ярких законов, которые принимала прошлая дума. Типа закон об иностранных агентах. Закон Яровой и так далее. Но каток катится все равно только в одну сторону. Он не будет сдавать назад. Т. Фельгенгауэр ― Но ведь это движение не укрепляет режим, потому что под каток попадают, в том числе и люди, которые гарантируют сохранность системы. А. Колесников ― Безусловно. При этом мне кажется, что иногда кажется, что разум есть только у первого лица. Которое одернуло даже московские власти. Лицо сказало: ребята, если это будет против народа… Т. Фельгенгауэр ― Андрей, я вас умоляю, вы, что серьезно считаете, что Владимир Путин решил разыграть такого доброго арбитра. Да он про миллион законов говорил, что главное для нас мнение граждан. А.Колесников: Эта власть знает жесткие формы и демонстрирует всем, что может действовать жестко А. Колесников ― Безусловно. Но ему не хочется, чтобы он становился непопулярным, чтобы черная тень Собянина была отброшена на него. Ему не очень комфортно в том смысле, что непопулярным становится Медведев, который тоже производное от него. Если его производное становится непопулярным, а ему хочется оставаться популярным, ему хочется по-прежнему любви народной. В общем, он наверное был бы склонен к тому, чтобы какие-то антинародные действия, в общем, попридержали. Он не очень оценил масштаб проблемы с пятиэтажками. Они и сами глухие и слепые. Они не учли, что там живут люди, они думали, что это будет очень популярная мера. А чего, ветхое жилье мы сносим, строим новое. Это же классно. Люди переезжают оттуда. Они мучались там полвека, жили в этих пятиэтажках. Т. Фельгенгауэр ― И ничего, что под снос пойдут не только пятиэтажки. А. Колесников ― Совершенно ничего. Но они не учитывают, что есть люди. А вдруг обнаружилось, что люди есть. И у них есть голос. А тогда надо немножко может быть чего-то сказать людям хотя бы. Т. Фельгенгауэр ― Но предыдущие 17 лет доказывали им, что наличие людей ни о чем не говорит. А. Колесников ― Они привыкли, что люди соглашаются. Т. Фельгенгауэр ― Люди, избиратели вот они приходят, голосуют и эта власть уже 17 лет существует. Какая разница, что там за люди. А. Колесников ― Люди соглашаются со всем. А значит, вот этот писк, который снизу раздается, на него не стоит обращать внимания. Они споткнулись об эти самые пятиэтажки. Они не споткнулись о паркозащитников. Они туда послали опять полицейских в шесть утра. Т. Фельгенгауэр ― Они даже о дальнобойщиков не споткнулись. А. Колесников ― Не споткнулись. Они решили, было много разговоров, что вот такие мужики настоящие. Действительно опасно. Но вот опасно, хорошо. А мы их вот так вот к ногтю. Мы с ними тоже можем жестко действовать. Не только золотушная интеллигенция. Власть готова действовать жестко. Но вот когда мирные москвичи уже начинают возмущаться, которые, в общем, не твердо помнят фамилии из окружения Путина и вообще на эту власть не обращали внимания просто или голосовали за нее или просто… Т. Фельгенгауэр ― Ну как. Тут я с вами не соглашусь. Это же те самые противные москвичи, которые дали 28% Навальному. Это надо было бы припомнить этим москвичам. Наверняка еще не раз им указать на их место, как они смеют вообще протестовать. А. Колесников ― Это чистая правда. Т. Фельгенгауэр ― Они на Академика Сахарова выходили со своими акциями протеста. Эти ужасные москвичи. А. Колесников ― Да, потом они же успокоились. Т. Фельгенгауэр ― Тоже верно. А. Колесников ― Перестали куда-то выходить. И отлично. Но действительно власть, она неспособна почти ни к какому диалогу. Просто разучились разговаривать, они могут послать ОМОН, могут послать православных активистов. Они могут кресты вставлять в парках. Это мы можем. Со всей жесткостью. Можем зеленкой облить. Но вот разговаривать – нет. Никто не будет разговаривать и все равно каток будет медленно катиться в сторону чуть более репрессивного режима. В этой связи мне кажется, что никакой авторитарной модернизации, никакой демократизации эта модель режима не предполагает. Несмотря на все разговоры, что Путину в 18-м году что-то надо делать. Чтобы экономику спасти, а для этого нужно что-то такое либерализовывать. Ничего он либерализовывать не будет. Т. Фельгенгауэр ― Но потому что уже не может. Или не хочет: А. Колесников ― Я думаю, что, во-первых, он считает, что более-менее нормально. И те, кто считает, что ненормально, их можно задавить. Это может быть очень примитивная картинка. Но мне кажется, что если огрублять эту картинку, она ровно так и выглядит. Он не готов разговаривать, не готов сдавать назад. У них все хорошо. Они будут все плотнее консолидироваться вокруг Путина. Пока Путин не сказал, что он  «хромая утка», публично: я »хромая утка», я ухожу, теперь к ним все вопросы, а меня, пожалуйста, не трогайте. Во всех смыслах этого слова. Тогда элиты переориентируются. Пока он так не скажет, никто его «хромой уткой» считать не будет. Все будут рассчитывать на то, что в 24-м году мы продолжаем движение в ту же самую сторону. Это тоже плохо, потому что люди там наверху, в общем, действуют так, как действует весь мейнстрим. Больше репрессий — о’кей, мы будем их оправдывать. Больше пропаганды – о’кей, мы будем… Т. Фельгенгауэр ― Ну вы скажите это четырем губернаторам, которые в Лефортово сидят. А ведь это они обеспечивают явку и результат на выборах. А.Колесников: Каток катится все равно только в одну сторону. Он не будет сдавать назад А. Колесников ― Да, а это месседж всем, что, в общем, ребята, все ходите под… Т. Фельгенгауэр ― Вы, конечно, вокруг меня можете консолидироваться, но от Лефортово я вас не буду защищать. А. Колесников ― Это не спасает ни от какого Лефортово. Вообще конечно интересно, что там не нашли ничего лучшего, как ополчиться именно на несчастных губернаторов. Любого же можно посадить, на любого можно нарыть досье. Почему-то они начали эту волну репрессий с губернаторов. Т. Фельгенгауэр ― Сейчас прервемся на несколько минут. Андрей Колесников в программе «Особое мнение». Свои вопросы можете присылать на номер +7-985-970-45-45. НОВОСТИ Т. Фельгенгауэр ― Продолжается программа «Особое мнение». Мы говорили о том, как спотыкается власть и как она это реагирует. В истории со сносом московского жилья, пока не очень ясно, потому что ну вроде Путин сказал, вроде Собянин что-то пообещал. Но мы сто раз видели, что все слова и обещания на самом деле ничего не стоят. А. Колесников ― Да, потому что король-то автократ не очень команды его проходят, не очень он автократичный. Он же давал команду спасти Европейский университет в Санкт-Петербурге, например. Европейский университет в Санкт-Петербурге все-таки задавили. Несмотря на команду Владимира Владимировича. Кто у нас царь-то здесь. Царь сказал, а я думаю, продолжая свою мысль о том, как каток в обратную сторону не едет, вот они снесут пятиэтажки так, как им хочется. Может быть будут действовать более аккуратно в ряде случаев. Но нарушений будет масса. Потому что это массовый процесс, огромное количество людей под него подпадают. Снесут, построят, выручат деньги. Все будет сделано так, как они хотят без учета того, что там есть живые люди, что у живых людей частная собственность. Вот когда сносили павильоны вокруг метро, никто особой солидарности не испытал. Т. Фельгенгауэр ― Сергей Семенович сказал: не прикрывайтесь бумажками о частной собственности. А. Колесников ― И народ проходил миом, о’кей, у них наверное действительно какие-то фейковые бумажки и какие-то павильоны. И чего-то они там продают. Какие-то вообще предприниматели, что это вообще такое. Снесли. Никто же не понимает, что колокол звонил по всем, у кого есть частная собственность. А квартира это частная собственность. Им вот теперь, когда с людей просто сдирают их шкуру, шкурнее некуда, собственные квартиры… Т. Фельгенгауэр ― Тогда вернемся к разговору о губернаторах. Вот когда пошли все эти посадки под флагом борьбы с коррупцией, тут тоже должна была вся элита правящая понять, по ком колокол звонит. По каждому из них. А. Колесников ― Безусловно. Т. Фельгенгауэр ― А что их держит здесь до сих пор. А. Колесников ― …Ты обеспечил выборы, а тебя на следующий день посадили. Ты дал процент невозможный, а тебе вместо ордена почета дали срок. Потому что вот боятся, то есть может быть и хотели бы солидарнось проявить, а может быть у себя там в бане или даже не в бане, потому что в бане уже жучки, что-то такое говорят, что… Т. Фельгенгауэр ― Со времен Скуратова в баню никто не ходит. А. Колесников ― Да. Т. Фельгенгауэр ― Извините мне эту вольную шутку. А. Колесников ― …Ошибался вместе с партией, да. Где-то там. Ну могут высказать недовольство, но страх преобладает и потому по-прежнему какой-то сговор против Путина, конечно, невозможен. Будут служить до последнего. Имея в виду риск, что можно и сесть на самом деле. Т. Фельгенгауэр ― То есть боятся все, включая и ближний круг? А.Колесников: Пока Путин так не скажет, никто его «хромой уткой» считать не будет А. Колесников ― Думаю, что ближний круг особенно боится. Как не бояться, когда ты маячишь вот здесь, есть примеры тяжелые не очень чистого ухода людей из ближнего круга, чуть более дальнего. И Якунин. И Бельянинов. Все по-своему куда-то там уходят без благодарности особой. Нарышкин хорошо ушел, кто-то плохо ушел. Вроде Бельянинова. Поэтому всех может коснуться. Я думаю, что Путину интересно иметь вокруг себя в 18-м году людей чуть более дистанцированных от него. А значит более лояльных. Т. Фельгенгауэр ― Охранников бывших своих что ли. А. Колесников ― Безусловно. И бюрократов. Он же кого приблизил – охранников своих к себе же, и приблизил шефа протокола. А шеф протокола почти охранник. Это человек, который маячит целый день. Он производит впечатление верного слуги. Оруженосца. Он открывает дверь, закрывает дверь. Нашептывает на ухо. Ведет график встреч. Это верные люди. Они на »вы», они сравнительно молодые. Они могут служить в следующем сроке. Т. Фельгенгауэр ― Но при этом безынициативные. А. Колесников ― В общем да. Кириенко тоже вежливый такой очень человек. Адекватный. Исполнительный. Его может за это и взяли туда. Т. Фельгенгауэр ― У него анамнез посложнее. А. Колесников ― Анамнез сложный, но вот служит же. Мы же видим, что он таки служит. И он служит одной задаче – сохраниться в 18-м году и сделать так, чтобы все сохранилось до того момента, пока начальник не скажет, куда он собственно собирается. И после этого тоже сохранить начальника. Так его отправят на пенсию или не отправят или отправят на квазипенсию, чтобы все было как прежде, и никто бы этот режим не раскачал. Это и есть цель существования российской государственной власти. К сожалению. Т. Фельгенгауэр ― Про 29-е хотела с вами поговорить. Акция, которая была организована «Открытой Россией» и Михаил Ходорковский ее широко анонсировал у себя в соцсетях и собственно «Открытая Россия» об этом много писала. Все очень мирно прошло в Москве. И довольно жестко, например, в Санкт-Петербурге. Почему такая разница и насколько вообще эффективны такого рода акции? А. Колесников ― Почему такая разница — это к вопросу о том, что команды ходят криво, косо, до кого-то доходит в одном виде команда, в смысле как вести себя той же полиции. Тем же спецслужбам во время такого рода акций как отвечать на них. Безусловно, есть какие-то совещания, где вырабатывается какое-то единое лекало. Как на это все реагировать. Но страна уж слишком большая и правда, среда она разнообразная, команды иногда доходят, может быть, в искаженном виде. Потом везде все зависит от модификации даже заноса этой самой жалобы в какое-то окошечко. Вот в Москве это было организовано хорошо. Вот вам приемная, вот вам пост такой, сякой. Вот вы стоите здесь, вы идете ровно вот сюда. И все должно быть чинно и хорошо, потому что праздник, потому что столица, потому что не пройти и 400 метров как ты у Мавзолея. И зачем какая-то турбулентность и какое-то месилово рядом с Красной площадью, это не очень хорошо. Людям надо отдыхать в этот день. Мне кажется, что исходя из этой логики, в Москве сделали все, чтобы максимально вежливо и спокойно отнеслось начальство к людям, которые стояли в этой очереди. В Питере и других городах все как-то все иначе. Питер вообще действительно стал чуть более жестким в последнее время с точки зрения задержаний. Он при советской-то власти тоже считался более жестким идеологически и спецслужбистски и всех там гоняли сильнее, чем в Москве. Как ни странно. Может быть, сейчас тоже все как-то жестче, именно в Питере. Т. Фельгенгауэр ― А как думаете, если бы на акцию «Открытой России» пришло в разы больше людей, вот как на акцию Навального, власть бы также реагировала? Вот он Кремль, в трех минутах ходьбы. А. Колесников ― Вероятно, все-таки понимали, а может не понимали, что они там понимают, столько неожиданностей разнообразных, что если сказать, что кто-то что-то вообще понимает в том, что происходит, возможно, полагали, что акция Ходорковского априори должна быть менее популярна, чем акция Навального. Хотя на самом деле простому человеку, который настроен против власти, ему все равно, кто организует. На самом деле акция, в общем, организована хорошо с разных точек зрения. Слово «надоел» имеет такой инфекционный смысл, — хорошо распространяется среди людей. Т. Фельгенгауэр ― И одновременно слишком аморфно и ничего конкретного не описывает. А.Колесников: Никто же не понимает, что колокол звонил по всем, у кого есть частная собственность А. Колесников ― Месседж понятный. Действительно аморфный. Но он уже ориентирован не против каких-то кроссовок, а просто речь идет о конкретном человеке. А не его круге. Хотя этот человек включает в себя круг, потому что он не человек, а он бренд. Его значение полисемантично так сказать. Там не только Медведев, там всякие олигархи и всякие бюрократы. Надоел – потому что надоели вы. Ну вот сейчас такую стадию проходит это протестное движение, когда оно немножко расширяется, оно объективно становится таким немножко аморфным. Там и левые, и правые, и общие их идеи, что нам бы снести эту власть, а там как бы разберемся. На самом деле на Болотной был очень похожий посыл. Там не о сносе власти, про этику больше. Но в результате вся этика приводит к тому, что нужно эту власть неэтичную куда-то деть. Т. Фельгенгауэр ― Но из Болотной в итоге не вышло ничего кроме Болотного дела. А по поводу того, что людям все равно, кто выступает против власти, они присоединятся к любой силе, это же тоже очевидно не так. Потому что например, в Москве есть активные «яблочники», которые вот Сергей Митрохин, что-то я не видела больших по-настоящему крутых акций у »Яблока». Или у каких-то других оппозиционных движений. А. Колесников ― Ну сейчас очевидно не очень хорошее время для партийной политики. К партиям мало доверия. Опять же сошлюсь на опыт нашего исследования уже теперь почти годичной давности. Прошлого лета, когда мы изучали вместе с Левада-центром протестную активность как раз москвичей. Как в воду глядели. Вот здесь все начнется. Москвичей, которые защищают парки и дворы. Там людям все равно, какая партия к ним приходит. Лишь бы помогли. Они говорят, «Единая Россия» к нам вообще не ходит. «Справедливая Россия» иногда ходит. «Яблочники» ходили, сейчас меньше стали. Коммунисты всегда, стоит там нам выйти, коммунисты тут же присасываются. Ну и хорошо, может они нам помогут. Они же там во власти. Их никто не воспринимает как оппозицию эти партии. Эти партии при власти. А раз вы при власти, ага, ребята, вот вы станете нашим каналом, отнесите жалобу, вот донесите до начальства, чтобы начальство нас услышало. Что у нас во дворе бульдозер. Мы не против начальства. Мы хотим, чтобы бульдозер убрали. А его не убирают. Потом у человека начинает твориться в голове что-то невероятное. А вдруг вот из-за того, что у нас такая вот политика, происходит у меня во дворе вот это безобразие. Т. Фельгенгауэр ― Вы считаете, что эти причинно-следственные связи все-таки существуют? А. Колесников ― Они, безусловно, существуют. Потому что это равнодушие к людям, оно проистекает ровно потому, что во всей стране власть равнодушно к ним относится. И не держит народ за источник власти. Согласно Конституции. Тут другой вопрос – возникает ли понимание того, что общая атмосфера в стране и политика и вот то, к тебе во двор пришел бульдозер и у тебя никто ничего не спросил, это звенья одной цепи. Т. Фельгенгауэр ― Ну как. Вам ответят, что у нас вообще царь, власть от бога. А все плохое от местного мелкого чиновника. А Путин просто не в курсе. Поэтому люди как раз к нему апеллируют. И говорит: царь батюшка, спаси нас. А. Колесников ― Конечно. Т. Фельгенгауэр ― Вот мы тебе челобитных принесли. Несколько сот. А. Колесников ― Больше некуда апеллировать. И поэтому он находится по-прежнему в более-менее сносном положении. И поэтому они сейчас очевидно судорожно готовятся к июньской прямой линии с народом. Чтобы понимать, что отвечать народу, кому помогать, кому не помогать. Варианты ответов на варианты вопросов готовят. В общем, с этой же прямой линии, с этого прямого общения с людьми, которые придут жаловаться, и фактически это большая жалобная книга, с этого должна начаться такая почти официальная предвыборная кампания. Он должен иметь ответы на эти жалобы. Он должен их решать. Чтобы войти в эту кампанию конкурентоспособным будущим президентом. Т. Фельгенгауэр ― У вас нет никаких сомнений, что он будет участвовать в 18-м году в выборах? Под словом «он» я подразумеваю Владимира Путина, если вдруг кто не понял. А. Колесников ― Владимира Путина и всех, кто входит в его магнитное поле, я бы так сказал. Он берет с собой много людей и все норовят запрыгнуть в этот большой поезд и прицепить к нему еще какой-нибудь дополнительный вагон, чтобы тоже туда запрыгнуть. Я думаю, что, логически рассуждая, а) ему не следует уходить, потому что все, что он строил с таким тщанием много лет, в том числе его собственная безопасность, ставится под угрозу. Т. Фельгенгауэр ― Это серьезный, кстати, аргумент. Спасибо большое. Андрей Колесников выступал в программе «Особое мнение». Всего доброго.

Ссылка на источник