К. Ларина ― Начинаем нашу передачу. Я с удовольствием представляю нашу гостью — это актриса, звезда, звезда кино, звезда театра, звезда телевидения! Дарья Мороз в нашей студии! Даша, приветствую. Д. Мороз ― Здравствуйте. К. Ларина ― Здрасте, здрасте. Д. Мороз ― Добрый день. К. Ларина ― Дорогие друзья, напомню номер SMS для вас: +7 985 970-45-45. Можете пока присылать вопросы для нашей гостьи. Если что-то будет интересное, я обязательно Даше всё это здесь передам тут же в прямом эфире. Ну и во второй части, как обычно, у нас будет задание для вас, так что будьте готовы. Ну, я не случайно, Даша, начала с того, что сказала «звезда» — и тут, и там, и сям. Д. Мороз ― О боже… К. Ларина ― Потому что сначала как-то всё было скромно — ну, театральная актриса талантливая. А потом вдруг кино попёрло. А потом вдруг на коньки встала и поехала, и запела, и заплясала! Чего там только нет! Д. Мороз ― Я сначала запела, а потом — на коньки. У меня в обратной последовательности было. К. Ларина ― И тебя как-то всё это меняет, расширяет? Д. Мороз ― О боже! Не знаю. Мне кажется, что… Ну, я иногда зарекаюсь, естественно: «Нет, я никогда не встану на коньки!» А потом приходит время, что-то случается, и ты думаешь: «А почему бы и нет? Любопытно и интересно». Меня это… Конечно да. Конечно, тратишь на это время. Я человек увлекающийся. И если я за что-то уже взялась, то я стараюсь быть как минимум не хуже остальных в этом. И когда мы пели с Полей на Первом канале в… К. Ларина ― «Две звезды». Д. Мороз ― …»Две звезды», и сейчас, когда катались в »Ледниковом периоде» с Лёшей Тихоновым, я просто изо всех сил пыталась доказать, наверное, самой себе, что я не верблюд, что я не хуже других. Но на самом деле дальше мне это как-то помогло, потому что… Когда мы пели — в общем, это был первый мой опыт певческий. Я потом стала довольно много и на сцене петь, это мне пригодилось. К. Ларина ― Вот как раз я хотела спросить: это каким-то образом используется потом, эти навыки новые, в профессии? Д. Мороз ― Да, да, да. И вот сейчас даже я дожила вроде бы до того, что… Дай бог не сглазить, держу пальцы накрест, что к концу следующего сезона я буду играть главную роль… Боже, я же звезда! К. Ларина ― В мюзикле? Д. Мороз ― В мюзикле, да. Причём как бы внутри нашего театра. К. Ларина ― В МХТ, да? Д. Мороз ― «Табакерка». К. Ларина ― А, в »Табакерке». Ну, считайте, тоже наш, потому что я всё-таки дебютировала в »Табакерке». И это будет очень круто. На самом деле я давно об этом мечтала. Если это всё случится, получится и дай бог, то это будет огромное счастье, потому что материал прекрасный. А что касается коньков, то — да, я вдруг как-то просто ощутила себя практически спортсменкой. Но по большому счету это, конечно, для меня было не главное. Я просто вдруг очутилась в совсем другом обществе, скажем так, с совсем другими людьми рядом. И они настолько меня покорили тем, что они, во-первых, сильно отличаются от всех тех, с кем я общалась до того. Они совершенно прекрасные, и с ними невероятно комфортно. К. Ларина ― Профессиональные спортсмены, да? Д. Мороз ― Да, профессиональные спортсмены. Там есть такая штука, у артистов этого нет. Всё-таки в спорте если ты достигаешь каких-то высот — это значит, что ты реально впахал, ты впахал, ты добился характером, трудолюбием и так далее. Там нет случайных людей. К. Ларина ― То есть там по блату невозможно, да? Д. Мороз ― Невозможно. Там нет случайных людей. И поэтому каждый человек в спорте, достигший там чего-то, — это, конечно, невероятный характер и профессионализм. А для меня это основные критерии, собственно, и в нашей профессии. И я потом папе рассказывала, смеялась, что, кроме всего прочего, я никогда в жизни не видела вокруг столько мужчин, готовых за тебя понести чемодан. Вот серьёзно. В актёрском мире этого совершенно нет. Поэтому меня в первую очередь это увлекло, конечно, с человеческой точки зрения. Ну и плюс я поняла, что зря меня не отдали на фигурное катание. Может быть, я что-нибудь бы… заняла бы какие-нибудь призовые места. К. Ларина ― Ну, я думаю, что это та самоотдача, о которой вы сейчас говорите, свойственная именно профессиональным спортсменам, — я думаю, что это ваша черта, наверное, природная, потому что иначе сюда бы не вошли, не попали. Д. Мороз ― По крайней мере, я бы не получила от этого такой драйв, кайф и не достигла бы вообще никаких результатов. А всё-таки я в 33 года встала на коньки и поехала. К. Ларина ― А до этого нет? Д. Мороз ― Ну, до этого… Это такое всё в детстве, это не называется. Это «вперёд ёлочка», «назад ёлочка». Это не имеет никакого отношения к фигурному катанию, честно. Хотя уже потом, когда мы закончили проект и я стала просто для себя кататься и поехала на сборы непрофессиональные, я поняла, что, конечно, мне ещё учиться и учиться. Но я сейчас как-то продолжаю и кататься, и занимаюсь всякими танцами, растяжками. Мне это всё ужасно нравится. Я никогда столько времени этому не отдавала в своей жизни. И я прямо получаю большое удовольствие. Это как бы такое саморазвитие. К. Ларина ― А актёрские данные у спортсменов насколько вообще?.. Актёрский талант им присущ? Тут приходилось вам каким-то образом помогать как профессиональной актрисе? Д. Мороз ― Ну, конечно. Во-первых, понятно, что с Лёшей Тихоновым мы работали по полной программе. Он, конечно, спрашивал моего совета. Я иногда там что-то, хотя мне было всегда неловко говорить: «Лёха, так, не наигрывай». Или наоборот: «Давай здесь что-нибудь по-другому сделаем». Но надо отдать ему должное — он всегда прислушивался. И мы в этом смысле были в абсолютном контакте. По большому счету, все спортсмены, участвующие в шоу «Ледниковый период», они уже фактически артисты (ну, как бы в этом контексте телевизионном, но тем не менее), потому что они прошли огромную школу именно номеров, связанных с актёрским в том числе существованием. Это не просто покататься. Всё равно воспринимаются в итоге те номера в »Ледниковом периоде», которые каким-то образом… Это как миниспектакли. Только такие номера имеют успех, по большому счету. Поэтому — хочешь не хочешь — за десять лет существования проекта им пришлось стать немножко артистами. И поэтому, да, конечно, каждый из них обладает актёрским дарованием. Плюс то, что есть не у всех артистов: у них есть абсолютное ощущение пластики, жеста, выразительности. Да, оно иногда форсированное, преувеличенное, но тем не менее оно абсолютное. И этому, может быть, артистам стоит иногда поучиться, потому что спортсмены работают на большую площадку. И это практически как у Уилсона поработать — в смысле широты жестов и донесения твоей энергии до каких-то задних рядов. К. Ларина ― Кстати, в фигурном катании всегда это учитывалось. Это как бы одна из важных составляющих профессии. Д. Мороз ― Советская, мне кажется, школа ещё фигурного катания. К. Ларина ― То, что называлось «артистизм». Д. Мороз ― Артистизм, да-да-да. К. Ларина ― Я вспоминаю Пахомову и Горшкова, ту же Роднину. Ну, я уже не говорю — Ягудин. Просто дух захватывало, когда он работал на площадке! Д. Мороз ― Ягудин — мой просто герой! Надо сказать, я ему даже в какой-то момент сказала: «Лёша, это невероятно, насколько ты…» Видимо, он вошёл в какой-то ещё возраст. Он настолько набрал этой артистичности! Он всегда был великолепен, но сейчас он стал какой-то такой расслабленный, такой какой-то… Он перестал стараться, и от этого… К. Ларина ― Свобода. Д. Мороз ― Свобода появилась. Ну, он невероятный! Я когда смотрела их в «Щелкунчике» зимой, он Мышиного Короля играл… Просто что он творил с залом, это было невероятно! Ну, очень круто! Поэтому — конечно, конечно. К. Ларина ― А в шоу ещё не выступаете таких вот… фигурного катания? Д. Мороз ― Пока нет. Ну, мы проехали тур, мы проехали тур. К. Ларина ― Это как выглядит вообще? Просто такой концерт, да? Д. Мороз ― Это концерт, скажем, часа на три. К. Ларина ― Шоу. Д. Мороз ― Это шоу. Первая часть шоу у нас состояла из номеров как раз из »Ледникового периода». Артисты менялись. То есть не всегда все могли из »Ледника» проехать по городам или долететь куда-нибудь до Владивостока. Поэтому первая часть была — номера из »Ледникового периода». Вторая часть — у них есть такой миниспектакль, скажем так, он посвящён кино, такой фильм, где номера профессиональных спортсменов. Они тоже иногда их меняли, дорабатывали, делали новые или брали старые и так далее. И вот такое шоу. Приезжают в город, катается шоу, едут в следующий город. На самом деле это было даже веселее, чем «Ледниковый период», потому что… Ну, естественно, это всё — такая кочевая жизнь. Мы называли это «табор имени Авербуха», потому что это… Я привычна с детства к таким экспедициям, к каким-то таким переездам, к беготне за поездами, потому что у нас поздно закончилось шоу, мы не успеваем на поезд. Дальше мы садились в этот поезд. Дальше мы болтали, не знаю, с девчонками сплетничали. В общем, это было очень классно, очень классно, очень весело. И на самом деле атмосфера в коллективе, вот на удивление, правда… Я прямо довольна. К. Ларина ― Ну что же, будем считать, что и тут повезло, да? Д. Мороз ― Нет, на самом деле здесь повезло. Потому что в »Двух звёздах» мне было очень тяжело, я помню. Там как раз было тяжело. Там было физически, как ни странно, тяжелее, потому что режим съёмки «Двух звёзд» — это такой режим, когда ты заряжаешься на один съёмочный день, на запись четырёх или пяти программ. И когда уже на шестнадцатом часу съёмки у тебя не просто рвётся голос, а вообще ты уже совершенно никакой, а тебе надо дорабатывать, и дорабатывать на судей — это всё как-то очень было сложно и таких каких-то позитивных впечатлений у меня, конечно, не оставило. И я поэтому на »Ледник» пришла тоже с тем, что я сказала продюсеру Кате Цанави и Илье Авербуху: «Если у вас так, то я сразу могу сказать, что нет. Но если у вас иначе, то давайте разговаривать». И у них действительно иначе. И все люди, которые к ним приходили на проект, они так или иначе возвращаются. То есть очень много народу приходило к нам на репетиции, просто на каток покататься. Алёна Бабенко вообще, мне кажется, жила там вместе с нами. И так далее. То есть там действительно в этом смысле очень комфортно. К. Ларина ― Вот вы уже произнесли имя Боба Уилсона. Это тоже действительно эксперимент, хотя это уже совсем театральный эксперимент, эксперимент в профессии. И тоже, наверное, конечно, нужно большим азартом обладать для того, чтобы в эту историю включиться. Роберт Уилсон (скажу для тех, кто, может быть, не слышал) — это режиссёр мирового уровня, у которого абсолютно свой авторский театр, своя авторская форма и своя… Д. Мороз ― Уникальная абсолютно. К. Ларина ― Свой способ работы с артистами. Да и артисты там нужны специальные. Вот так просто не войдёшь. Д. Мороз ― Специфические, скажем так. К. Ларина ― Да-да-да. Скажу, напомню нашим слушателям, что у нас в Москве идёт спектакль как раз, о котором я хотела поговорить отдельно. Это «Сказки Пушкина» в Театре наций, где Дарья Мороз играет тоже несколько ролей, как и все участники этого спектакля. И это, конечно, зрелище какое-то невероятное, завораживающее. Это что-то на грани театра и шоу. Даже не знаю… Д. Мороз ― «Смесь балета с кабуки» я это называю. К. Ларина ― Всего, да. Смесь всего со всем, да. Вот немножко об этом опыте расскажите. Потому что, на мой взгляд, там все работают прекрасно актёры — и Женя Миронов, и многие другие, и Володя Ерёмин. Я всех знаю и за всех болею ужасно, переживаю! Но Даша там, конечно, как мне кажется, лучше всех (может быть, и быстрее всех) поймала вот эту бабочку, которую бросил режиссёр. Не знаю, как это произошло. Вот как происходило это взаимодействие? И вообще работал ли он с артистами? Д. Мороз ― Да, конечно. К. Ларина ― Да? Д. Мороз ― Ой, это на самом деле такой длинный разговор! «Хватит ли нам времени?» — это называется. Так, работает ли он с артистами? Во-первых, у нас было несколько этапов работы… К. Ларина ― Кастинг. Д. Мороз ― Сначала был кастинг. На кастинг я, по-моему, попала по блату, потому что, конечно, сложно брать в спектакль, где занято 30 человек, артистку с большой театральной занятостью. Но я так об этом мечтала, что каким-то образом я оказалась на этом кастинге. Я его прошла. Кастинг был несколько странный: он просил нас почитать кусочки каких-то стихотворений, поделать какие-то странные движения в его стиле. Понятно, что я во многом благодаря Косте Богомолову, конечно, была знакома с творчеством Боба Уилсона. И когда я первый раз это увидела — «Сонеты Шекспира» и то, что есть в Интернете, — я была потрясена совершенно, потому что это совершенно невероятный театр, театр формы, который для меня самый интересный. Театр вот такой странной формы, пространства и так далее — это для меня совершенно невероятно. Прошёл этот кастинг. Дальше у нас был примерно двухнедельный первый этап работы, когда… ну, что-то мы нащупывали. Мы работали с его педагогами, с его правой и левой рукой и так далее. Они учили нас вообще, что такое движение в стиле театра Уилсона, да, в стиле Уилсона. К. Ларина ― То есть — вся специфика существования на сцене. Д. Мороз ― Специфика существования. Но основное в этом — это то, что ты всегда должен быть развёрнут к залу, даже если ты в три четверти. Это всегда голова наверх, глаза наверх и улыбка или что-то. И мимика, которая постоянно работает. То есть ты не можешь быть статичным. Это всё время танец. Любое твоё движение — это танец. Любая твоя поза — это танец. К. Ларина ― Там даже цвет языка имеет значение. Д. Мороз ― Да, там имеет значение цвет языка и движение пальца. Это невероятно сложно, но и невероятно интересно. И для меня это такой был квест на быструю соображалку и всё такое прочее. Дальше, когда мы начали собственно репетировать, приехал Боб, стал выстраивать эти пять сказок, которые были запланированы. Как это происходит? Он сначала сам показывает рисунок роли, скажем так, какой-то пластический рисунок движений: то ли ты двигаешься так, то ли ты двигаешься так. Это какой-то… ну, всегда что-то новое. Он сам это показывает совершенно невероятно. А дальше ты пытаешься это повторить. У тебя не всегда получается. Дальше он выстраивает свет, по десять часок иногда. Минуту света он выстраивает десять часов, а ты стоишь на сцене, стоишь и стоишь. Он только иногда… Допустим, Женя Миронов сидел на своей ветке дерева уже шестой час подряд. И он только иногда говорил: «Zhenya, all right?» Женя: «Да-да, Боб. Всё нормально. Я пока не упал». В этом было много и юмора… К. Ларина ― А как же актёрские задачи? Д. Мороз ― Актёрские задачи… К. Ларина ― А вопрос «Что я здесь делаю?» ему можно задавать? Д. Мороз ― Нет, это не про этот театр. То есть в этом театре главенствует всё равно пластика, пластический рисунок. Ты по пластическому рисунку должен понять. По-моему, единственная актёрская задача, которую он мне лично поставил в »Сказке о царе Салтане», где я играю Ткачиху… У нас там есть у каждой сестры монолог про то, какие чудеса… «Это диво, вот так диво», — и так далее. И в моём этом монологе… Единственное, что он сказал, он говорит: «Будь, как Марлен Дитрих — горячая, но холодная». Всё! И в принципе, вот я клянусь, мне всё было понятно, чего он от меня хочет. Конечно, он попутно рассказывал много историй про энергоиспускание, которое… Ну, это, наверное, самое важное. Даже если ты статичен или ты идёшь спиной, как в моей истории про Медведицу, как важно направлять энергию в зал. И я всё время… К. Ларина ― И она есть. Д. Мороз ― Ну, наверное. По крайней мере, я пытаюсь это делать. И скажем, когда я, допустим, Медведица, я иду долго спиной в зал, он мне говорил: «Представляй дорогу, которая спереди, которая проходит через тебя и идёт далеко назад». И я всегда это представляю, слышу его слова где-то у себя за спиной. То есть для меня это совершенно невероятный, уникальный опыт в моей жизни профессиональной, человеческой. Я восхищаюсь Бобом. Он для меня какая-то просто глыба невероятная. Человек-аутист, очень странный, который воспринимает зрительными образами исключительно и с которым у нас был какой-то потрясающий контакт на самом деле. Он просто невероятно ко мне относился. Я, понятно, падала ниц и готова была на всё что угодно. Ну, он как-то это ценил, дорожил этим. И у меня что-то получалось. Поэтому мы собственно расстались, просто обливаясь слезами обоюдно. И он, конечно, человек, от которого идёт какая-то сумасшедшая энергетика, просто сумасшедшая! Я такой энергии, наверное, не встречала ни разу в жизни вообще ни у одного человека, с которым я пересекалась. То есть это буквально энергия, которую ты чувствуешь физически. И даже боишься подойти в какой-то момент, потому что она тебя сшибает. Это потрясающе! И например, какие-то у нас были законы: нельзя ходить за спиной у Боба, потому что ему это тяжело, он не любит, его это раздражает и так далее. То есть там целый такой клубок. Поэтому это великое счастье — попасть в работу, о которой мечтаешь и в которую попадаешь. То есть это такая абсолютно осуществившаяся профессиональная мечта. Тем более что я должна была играть, по-моему, одну роль, а в итоге после первого периода репетиций он мне добавил ещё две, в том числе царя Додона. К. Ларина ― Ой, это очень смешно. Д. Мороз ― Да. К. Ларина ― Царь Додон — это очень смешно. Д. Мороз ― Царь Додон. Ну, как бы круто. К. Ларина ― Ну и сказка «Медведица» всё-таки как бы не самая известная, пушкинская. Д. Мороз ― Совсем неизвестная. К. Ларина ― Совсем её не знают. И она, конечно, производит сильнейшие впечатления. Я как раз хотела сказать, что когда он вам говорил про то, как идти спиной… В принципе, вообще, скажу так: актриса Дарья Мороз на меня лично производит впечатление всегда очень сильной личности, сильного человека, даже если она играет человека раздавленного. Не знаю, как в »Живи и помни» вот эта Настёна — то, что и в театре, а потом и в кино. Д. Мороз ― Потом и в кино. К. Ларина ― Абсолютно человек раздавленный обстоятельствами. И всё равно от тебя исходила всегда такая сила невероятная, что я всё время поражалась! Мой вопрос: это вообще природное качество или это то, что в боях закалилось? Д. Мороз ― Хм… Честно? Я думаю, что в боях, конечно, закалилось. Я думаю, что это во многом связано с гибелью мамы, конечно, потому что всё равно это… То есть я не могу это оценивать адекватно, но я думаю, что это тот опыт, который ты переживаешь фактически в подростковом возрасте, который на тебя накладывает большой отпечаток и заставляет как-то очень сильно поменяться. Это не про то, что я стала сильнее или слабее. Просто это заставляет тебя каким-то образом измениться, скажем так. Так, чтобы мне приходилось бороться за своё существование — такого, конечно, никогда не было. Ну, я не знаю, может быть… К. Ларина ― Это всегда риск какой-то, начиная с первых ролей. Я помню этот фильм, где проститутку ты играешь. Д. Мороз ― «Точка». К. Ларина ― Это абсолютно невероятно! Д. Мороз ― Нет, это свойство характера, мне кажется. Это свойство характера, потому что я »ужасно упэртая», как папа говорит. Мне кажется, это от папы. Я просто в этом смысле танк. Мне если говорят: «Не-не-не, не надо», — я говорю: «Хм… Надо! И буду! И вы ещё все удивитесь!» Но надо сказать, что иногда так и происходит действительно. К. Ларина ― Именно так. Дарья Мороз в нашей студии. Мы сейчас слушаем новости, а потом продолжаем нашу передачу. И я уже дам задание нашим слушателям. НОВОСТИ К. Ларина ― Ну что? Продолжаем программу. Напомню, что у нас в гостях сегодня актриса Дарья Мороз. Нашим слушателям напомню номер SMS: +7 985 970-45-45. И даю вам традиционное задание. Когда у нас в гостях большой артист, мы всегда предлагаем нашим слушателям предложить артисту роль. Вот в том самом виде, в котором сегодня Даша присутствует на нашей передаче… Вы все её знаете, какая она прекрасная, красивая женщина, молодая, яркая. Знаете её работы. Примерно представляете, в каком качестве она будет интересной. Вот и предложите. Д. Мороз ― Интересно. К. Ларина ― Любое. Вот в какой роли вы видите Дарью Мороз, артистку Мороз сегодня? Никак не ограничиваем вас. Это могут быть исторические персонажи, это могут быть роли из мировой драматургии, это могут быть роли из русской классики, из современных каких-то вещей — всё, что вашей душе угодно. Думайте, вспоминайте и определяйтесь. И присылайте на SMS роли для Дарьи Мороз: +7 985 970-45-45. Хотя, конечно, я вспоминаю то, что Даша творит на сцене московских театров — там, конечно, с амплуа трудно определиться. Она играет всё! Всё, что движется. Д. Мороз ― Нет, на самом деле я играю… Нет, ну как? Нет, не всё. Я всё-таки избирательно подхожу. Нет, на самом деле это интересно, потому что мне довольно часто задают вопрос: «А вот что вы сейчас хотели бы сыграть?» И теоретически у меня должен быть какой-то сформирован готовый ответ: «Я бы хотела сыграть…» К. Ларина ― Вот, пожалуйста. Д. Мороз ― Не знаю… «Мари из »Войны и мира». Ну, что-то такое. А я в какой-то момент поняла, что я даже ничего не могу сказать, что бы я конкретно хотела сыграть, потому что, наверное… Не то что мне всё равно, а, наверное, для меня определяющим является всё-таки не роль, а режиссёр и команда, с которой ты это делаешь. К. Ларина ― Да, да, да. Д. Мороз ― И качество этой работы. Потому что можно играть какую-то фантастическую роль в плохом, дурновкусном проекте с непрофессиональными людьми — и ничего не получится. Поэтому вот роль как-то перестала быть определяющей в какой-то момент. К. Ларина ― Ну, на самом деле, как говорят актёры: «Своего короля Лира я могу сыграть в любой роли, если захочу». Д. Мороз ― Совершенно верно. К. Ларина ― Да. И это не важно. Д. Мороз ― Совершенно верно. К. Ларина ― Вот и всё. Дождёмся. Д. Мороз ― Интересно. Спасибо. К. Ларина ― Вот сейчас список будет как раз предложен. Д. Мороз ― Хорошо, будем выбирать. К. Ларина ― Можете потом его и предлагать, да. Даша, тут ещё просят наши слушатели вспомнить, конечно, про маму, про замечательную актрису Марину Левтову. Д. Мороз ― С удовольствием. К. Ларина ― И про её актёрскую судьбу. Не знаю, как Даша оценивает. Мне кажется, что всё-таки она не сделала того, что могла бы сделать. Потому что она, конечно, актриса была невероятной какой-то искренности и чистоты. И я её очень любила во многих её работах — особенно, конечно, в первых. И мне всё время казалось, что вот роли, которой она достойна, она не получила в кино. Может быть, я ошибаюсь. Даша, скажи. Д. Мороз ― Я, в общем, тоже согласна. Ну, скажем так, тут было много, конечно, факторов. Во-первых, мы все помним перестроечные годы, когда снималось четыреста картин в году, а стало сниматься четыре. И десять лет жизни — грубо говоря, с тридцати до сорока — жизни моих родителей, они вот попали на это время. Я это всё наблюдала, уже будучи не совсем маленькой. И это, конечно… К. Ларина ― Тяжело. Д. Мороз ― Это катастрофа. Это катастрофа, когда мама пересела на озвучки, на дубляжи, просто чтобы зарабатывать деньги, чтобы хоть как-то заниматься «профессией». Папа с рядом людей организовали эту Ассоциацию молодых кинематографистов, то есть как-то пытались группироваться. Поколение режиссуры, тогда молодое — и папа, и Валера Тодоровский, не знаю, и Ливнев, Хван, Балабанов, Сельянов, Хотиненко — это всё одно поколение. Они пытались как-то держаться вместе, потому что была катастрофа. Непонятно было, что с этим делать. У всех как бы силы есть, возраст самый актуальный для насыщенной работы — и невозможность реализоваться в профессии вообще никак, просто по факту того, что катастрофа происходит, кошмар и ужас. Поэтому папа сделал кинофорум «Серебряный гвоздь». Лет пять или шесть он просуществовал, мне кажется. И в том числе на призовые деньги этого фестиваля был снят такой проект, как «Прибытие поезда», с новеллами… К. Ларина ― Такой альманах. Д. Мороз ― Альманах, да. И так далее. То есть как-то пытались что-то делать, чтобы совсем не растеряться в профессии. И я в какой-то момент задала вопрос. Вот я сейчас в том же возрасте, в принципе, в котором была моя мама в тот момент, когда профессия закончилась на десять лет, и в том же примерно статусе. Ну, наверное, что-то в этом духе. И я подумала… Я вообще не представляю, что бы я делала. К. Ларина ― Как это пережить. Д. Мороз ― Как это пережить. И мои родители — совершенно невероятные люди в том смысле, что это их не озлобило. Они не спились, не знаю, не ушли в другую профессию. Они всё равно занимались каким-то образом своим делом, занимались им профессионально, папа продолжает заниматься. И всегда держали планку интеллигентности и семьи. Всегда всё равно в семье всё было прекрасно. И это не влияло, никаких раздоров в этом смысле не было. Хотя я представляю, что, конечно, в этот момент настроение портится сильно, когда длится такое количество лет. И был придуман клуб «Кино», который на какое-то время решил финансовые проблемы, просто житейские и так далее и тому подобное. Мама, конечно, за это время снялась в паре-тройке фильмов. Во-первых (ну, во-первых, во-вторых, в-третьих — не важно), она очень хорошо выглядела. К своим сорока годам она потрясающе выглядела. К. Ларина ― Конечно. Д. Мороз ― И конечно, наверное, те роли, уже переходящие из возраста в возраст, она должна была бы сыграть чуть-чуть попозже, когда она бы визуально совпала с возрастом этих героинь. К. Ларина ― Кстати, особого выбора не было, я так понимаю. Всё-таки это было ещё время, когда сериальной индустрии не было, по сути. Д. Мороз ― Она, собственно, началась где-то в 99-м году. К. Ларина ― И кстати, тут надо добрым словом тоже помянуть живого, здорового и замечательного Юрия Мороза, который, я надеюсь, сейчас нас слышит и которому мы передаём большой-большой привет. Д. Мороз ― Привет, папа! Привет! К. Ларина ― Он был первым постановщиком первого сезона «Каменской». Д. Мороз ― Первых трёх. К. Ларина ― И это было супер! Это было кино настоящее, да? Д. Мороз ― Во-первых, это всё снималось на плёнку. Первые три сезона «Каменской», пока это снимал папа, — мне кажется, это просто продукт высшего качества. И я бы даже сказала, что третий сезон вообще… Ну, просто каждая серия — кино. И это снималось, это были длинные съёмочные периоды, это плёнка. Это вот снималось, как по большому счету все зарубежные сериалы сейчас, которые снимаются: каждая серия — как кино. Вот тогда была возможность, видимо, и финансовая, и техническая делать это таким образом. То ли не было ещё традиции снимать на цифру в таком количестве. И какая-то традиция старого советского кино сохранялось. И это было действительно круто. Но больше скажу: «Карамазовы» папины тоже были сделаны на плёнку, и это тоже кино. И »Апостол» снят на плёнку. И всё-таки ещё много чего. И я бы сказала, что ещё лет десять назад всё-таки мы получали сериалы такие прямо… снятые, как в старые добрые времена. Сейчас, конечно, в общем, уже такого нет. К. Ларина ― У вас, конечно, семья расширяется без конца. Д. Мороз ― Да, бесконечно. К. Ларина ― Во все стороны, да. Там уже какой-то целый синдикат, да? Д. Мороз ― Ну да, наверное, наверное. К. Ларина ― Родственники… Д. Мороз ― «Синдикат» — звучит хорошо. Актёрский синдикат, профессиональный синдикат. К. Ларина ― Вот вы где-то вместе, я помню, все появлялись: и Вика, жена папина, замечательная актриса Виктория Исакова, и Даша. Это был фильм «Точка», где вы вместе. Д. Мороз ― Да, в »Точке» были вместе. К. Ларина ― И ещё где-то… Д. Мороз ― Ну, и в «Женщинах в игре без правил». К. Ларина ― Тоже фильм Юрия Мороза. Д. Мороз ― Да, тоже. И »Инквизитор», который никак не покажут уже три года. Он на Первом канале лежит, никак не покажут. Там Вика играет главную роль, а я играю второстепенную. То есть мы периодически постоянно пересекаемся и на площадке… Господи, мы каждые выходные с Анькой ездим к ним за город. К. Ларина ― А теперь — по поводу работы у Константина Богомолова. Это опять же к вопросу о разных способах актёрского существования, да? Д. Мороз ― Да. К. Ларина ― Я знаю, как Костя относится внимательно именно к этой работе актёра в его спектаклях. По сути, у него уже тоже отдельная своя структура, да? И отдельная труппа, в которую он набирает артистов Д. Мороз ― Да, отдельная система. К. Ларина ― Или исключает их из этой труппы. Д. Мороз ― Да, такое тоже случается периодически. К. Ларина ― Такое тоже бывает, да. Вот здесь, если говорить в теории, что это такое — быть артисткой труппы Богомолова? Д. Мороз ― О боже… Быть артистом труппы Богомолова — значит, по большому счету, в первую очередь это отказаться от сознания, что ты артист. Ты должен прийти как ученик. Ты должен быть абсолютно открыт. Ты должен быть очень готов на многое. Ты должен быть готов отказаться от собственных штампов, во-первых. То есть вот эта очистка от штампов — это первое, что делает Костя со всеми артистами. И артист должен быть готов к тому, что это может быть сделано довольно жёстко — в любых формах, вплоть до словесного унижения. Но, делая это, он практически всегда (если вообще не всегда) бывает прав. Потому что, конечно, актёрский организм таков, что он очень быстро обрастает этой коростой собственных штампов, и он начинает думать: «Ну, я-то всё знаю и всё могу. Я-то уже такой-сякой». Поэтому это важно, это нужно, это очень полезно в том числе. Конечно, мы все отдаём себе отчёт в том, что система работы с Богомоловым — это система, как и многие другие, то есть это работа в труппе у определённого режиссёра. Там есть свои законы. К. Ларина ― Конечно, да. Д. Мороз ― Понятно, что, работая в труппе с другим режиссёром, там будут другие законы. Это не значит, что эта система единственная и других не существует, и они все неправильные. Нет. Но это система, которая интересна, которая актуальна, которая невероятно сложна. Потому что второе главное, что Костя всегда начинает тебе внедрять в сознание, — это то, что ты должен стать собой, что ты должен перестать быть персонажем, артистом и так далее, а ты должен быть собой на сцене. И что любая роль… Он никогда не берёт артистов на роль, потому что артист должен подняться до этого персонажа. Он берёт человека на роль, потому что они соответствуют друг другу, то есть в этом человеке есть те качества, которые ему нужны для этой роли, грубо говоря. Поэтому ему всего лишь нужно, чтобы артист был самим собой — со всеми своими комплексами, страхами, со всеми своими гадостями и прелестями. И должен честно в этом себе самому в первую очередь признаваться. И это тоже очень сложно, потому что, конечно, мы все хотим быть симпатичнее, чем мы есть. Тем более артисты все хотят быть немножко на высоте. Поэтому работа с Богомоловым — это всегда такой довольно откровенный разговор про себя самого в контексте роли. К. Ларина ― Вплоть до саморазоблачения, да? Д. Мороз ― В первую очередь — до саморазоблачения. Потому что в каких-то ролях, может быть, такое совсем обнажение не столь важно, принципиально для структуры спектакля, но в каких-то ролях без этого просто не обойтись. И случается иногда, что Костя, да, отказывается от артиста и иногда даже сам его подменяет, потому что что-то его… То есть артист не может перешагнуть через собственный страх, обнажиться, скажем так (ну, духовно, естественно). Это правда важно. И вот я могу сказать, что, наверное, только подойдя к »Мужьям и жёнам» (мы только что выпустили, предпремьеру), я, в общем, услышала свои собственные интонации в спектакле. Ну, тоже потребовался путь — сколько? — семь… восемь лет, чтобы к этому прийти. Потому что всегда ты стараешься, думаешь: «Ой, нет-нет-нет. Ну, что? Я же неинтересный». — «Ты интересный». К. Ларина ― Свои комплексы, да. Д. Мороз ― «Ты интересный». Он говорит: «Ты интересный. Я хочу тебя». К. Ларина ― Не даёт прикрыться образом. Д. Мороз ― Не даёт прикрыться маской, да. Если мы говорили об Уилсоне, который исключительно маска, то здесь наоборот — он требует, чтобы ты не был маской. И это очень важно. Поэтому это такая система. К. Ларина ― Даша, а вот скажи… Всё-таки не секрет, что режиссуру, театральный язык, скажем так, Константина Богомолова не все принимают. Д. Мороз ― Да, конечно. К. Ларина ― И есть люди, которые не просто не принимают или не приходят, а те, которые уходят… Д. Мороз ― Они термоядерно хлопают дверьми. К. Ларина ― Уходят так, что просто не услышать это невозможно, да? Д. Мороз ― Да, случается. К. Ларина ― Я знаю, что многие актёры из разных спектаклей невероятно переживают эти уходы, переживали. Я была свидетелем просто трагедии… Д. Мороз ― Трагических. К. Ларина ― Да, просто кошмар. Д. Мороз ― Ужас какой! К. Ларина ― Вот скажи, Костя как-то готовит актёров к возможным неадекватным реакциям? И как себя вести актёру на сцене, когда ему из зала кричат: «Позор!» или «Когда же это кончится?»? Д. Мороз ― Ну, скажем так, в общем, поскольку я не с самого начала, конечно, была с Костей, когда он начал свою уже профессиональную режиссёрскую деятельность, но практически… К. Ларина ― Свою преступную деятельность. Д. Мороз ― Да-да-да. Но практически, конечно, сначала. Я вместе с его артистами, со своими коллегами прошла через многое. Наверное, самая сложная ситуация была на »Лире». Тем более что это Питер, и там вообще публика гораздо более консервативная и сложная. И все это знают, приезжая на гастроли. Питер — это самый ад в смысле гастролей. Главная заповедь Кости: спектакль — это как месса. Ну, вот в церкви идёт служба. Ты можешь прийти на неё, ты можешь уйти с неё, ты можешь дослушать до конца. Тебе может это нравиться, не нравиться. Ты можешь по-разному на это реагировать. Но от того, что ты уйдёшь или придёшь, это тебе понравился или не понравится, служба не остановится — она пройдёт от начала и до конца. Ты можешь присутствовать. Это, наверное, тот… Как сказать? Ну не знаю… Тот лозунг, который помогает, во-первых, не чувствовать себя униженным и чувствовать какое-то своё достоинство. Потому что артисты вообще, мне кажется, часто… ну, они занимаются таким обслуживанием вроде как зрителя, и чувство собственного достоинства пропадает. Так вот, для Кости очень важно, чтобы у всех артистов сохранялось чувство собственного достоинства. И необходимо зрителю уважать то, что происходит на сцене. Понятно, что когда тебе кричат «Позор!» — ну, что можно сделать? Можно только продолжить играть спектакль. И я в том числе играла спектакли, на которых и »Позор!» кричали, и что-то кидали. И чего только не было! И уходили зрители. И на «Лире» в какой-то момент просто под конец оставалось… ну, я не знаю, может быть, ползала, а может быть, даже меньше, хотя зал был небольшой. А потом какая-то пошла снова волна — и зал набился битком. И мы через всё это проходили. Конечно, это ранит в какой-то момент. А потом ты к этому привыкаешь. А потом ты понимаешь, что это не важно. Вот мне даже в какой-то момент перестали сниться эти сны кошмарные. Вы знаете, кошмар всех артистов, когда ты выходишь на сцену, играешь, а из зала начинают уходить люди. К. Ларина ― Уходят. Д. Мороз ― Это кошмары всех артистов. Или ты не успеваешь на сцену, костюм надеть. Вот у меня самый страшный кошмар, когда ты играешь… Прямо я вижу этот мхатовский зал, из которого уходят, растекаются люди. К разговору о Бобе Уилсоне. Мне рассказали забавную историю. Что-то они играли, какой-то у него был спектакль (я сейчас не скажу какой), который шёл всю ночь. И в какой-то момент стейдж-менеджер подошёл к Бобу и сказал: «Боб, последний зритель ушёл». На что Боб сказал: «Пусть артисты, которые не заняты, сядут в зал». Вот это — абсолютная формула. Потому что мы всё равно делаем своё дело. Мы делаем его с уважением к себе, к зрителю и так далее. Мы несём что-то в себе. И к этому можно относиться по-разному. Работа с Богомоловым закаляет от таких вещей однозначно. Потому что я помню… Я не участвовала в »Турандот», но я тоже видела, что происходило. К. Ларина ― А я присутствовала на этом. Д. Мороз ― И присутствовала тоже. Я всё это видела. Хотя «Турандот» был потрясающий спектакль! Один из моих любимых вообще спектаклей у Кости. К. Ларина ― Я помню эту растерянность в глазах у одного актёра. Д. Мороз ― Да-да-да. К. Ларина ― Унижение страшное. Унижение. Д. Мороз ― Да. Но понимаете, в чём дело? В этом большая как бы сила Кости, что он от этого не расстраивается, грубо говоря, а он это воспринимает как… не знаю, как такой заряд, чтобы двигаться дальше. К. Ларина ― Вызов, да? Д. Мороз ― Да, как вызов. И я могу сказать, что он вместе со своими коллегами в режиссуре каким-то образом за последние семь-десять лет очень сдвинули театральную ситуацию. Вот я просто в этом участвовала, потому что я играла эти спектакли всё это время. Ситуация очень сдвинулась. У нас очень консервативный зритель, очень ленивый в определённом смысле и очень… Как сказать? Они вообще ни к чему не готовы были в какой-то момент. То есть они считали, что театр — это только то, к чему они привыкли. В этом смысле европейский зритель гораздо более открыт. К. Ларина ― Открыт, да. Д. Мороз ― А русские люди (вообще как более закрытый, видимо, народ в принципе), когда им предлагают что-то новое, они очень долго этого пугаются и не понимают вообще: «А почему нам не дают то, к чему мы привыкли? Почему нам дают какую-то новую еду? — грубо говоря. — И почему нас вдруг начинают провоцировать? Почему нас заставляют не сопереживать, а заставляют работать мозг, допустим? Почему? Что это такое? А как же так?» И вот за эти семь-восемь лет ситуация очень изменилась. Пришёл совершенно другой зритель в театр, с ними стало интересно. Они слышат, они воспринимают. С ними можно работать на каких-то тонких вещах, тонких материях. Они любознательные и так далее. И это очень круто. Это в том числе, мне кажется, произошло благодаря Косте. И я невероятно счастлива и благодарна ему, что я как бы нахожусь внутри этого процесса. Это очень круто. К. Ларина ― «Дарье подойдут царские роли». Д. Мороз ― Господи! Это кого же я должна сыграть? К. Ларина ― Медею. Д. Мороз ― Так, хорошо. К. Ларина ― Катюшу Маслову. Д. Мороз ― Катюшу Маслову? Вот нет. Знаете… Я прошу прощения. Вот русских женщин я бы хотела ещё какое-то время не играть. К. Ларина ― Не играть? Д. Мороз ― Да. К. Ларина ― А почему? Д. Мороз ― Ну, потому что я в определённый период жизни так много их сыграла, вот русских страдающих женщин. Богомолов мне как-то сказал: «Хватит играть русских женщин! Ты их много сыграла». Я согласна. Я хочу сделать перерыв. Я дорасту до сорока лет — и сыграю кого-нибудь. К. Ларина ― Молли Блум из »Улисса» — пожалуйста. Д. Мороз ― Прекрасно. Так? К. Ларина ― Настасью Филипповну. Д. Мороз ― Ну нет. Настасья Филипповна должна быть красоткой. К. Ларина ― Елизавету I. Д. Мороз ― Неплохо. Спасибо. К. Ларина ― Вассу Железнову. Д. Мороз ― Вассу Железнову? Ну, я ещё молодовата. Я бы хотела, но я ещё маловата. К. Ларина ― «Дорогая Даша, была знакома с вашими добрейшими прабабушкой и прадедушкой». Д. Мороз ― Ничего себе! К. Ларина ― «Как жаль, что они не могут увидеть, каких творческих и человеческих высот достигла их замечательная правнучка. Вы умница! Счастья и успехов вам во всём! Надежда Алексеевна, Санкт-Петербург». Д. Мороз ― Надежда Алексеевна, низкий поклон. Спасибо! Невероятно. К. Ларина ― На этом закончим. Д. Мороз ― Да, спасибо. К. Ларина ― Песню в студию! ПЕСНЯ

Ссылка на источник